Николай Студеникин - Невеста скрипача

Володя, обжигаясь, снял со сковороды крышку и шумно втянул в себя воздух:

— Вкуснотища!

— Может, по маленькой? — спросил, помаргивая, отец. — Для поднятия аппетита?

— Давай, — прошамкал Володя, катая во рту ломтик горячей картошки. — Раз для аппетита, значит, можно. Но немножко. В одном кино, папа, сказано, что с утра даже лошади не пьют. А сейчас лето, жара…

Стукнула дверца старого дубового буфета, звякнули стопочки, которые отец тщеславно именовал хрустальными. Вспомнив это, Володя улыбнулся. «Кто разберет? — подумал он. — Может, правда из хрусталя». Две початые бутылки, как часовые, встали по бокам дымящейся сковородки.

— Владимир Андреич, прости, — сказал отец, усаживаясь наконец на место, — прости, коньяк не буду, хоть и твой подарок. Непривычно! Я — водочки. — И он, хмурясь, наполнил стопки. — Чокаться не надо, сынок. Давай маму твою помянем, Клавдию Прохоровну! Женщина хорошая была необыкновенно…

Выпили и помолчали. Володя потянулся было к сковородке, но положил вилку на скатерть. Отец, задумавшись, разглядывал щелястый пол.

— Ну, давай по второй, — внезапно вскинул он голову, — и ешь, а то вкус потеряется. Хотел сбегать колбаски взять полкило, времени не выгадал. А на могиле я был, как же! Ограду поправил, лавочку, цветы посеял, — сходим как-нибудь вечерком. Рядом с мамой твоей Платониду положили. К ней Петруха Шлычкин застройщиком пошел после войны. Ты его знаешь — с Олькой ихней в школу вместе ходил, под окнами их ошивался!

Отец хотел погрозить сыну пальцем, но смутился и спрятал руку под скатерть, стал теребить ее.

— Платонида в феврале отошла, в самые морозы, — продолжил он свой рассказ. — На могиле костры жгли, а потом — ломами. Ну, нашу чуток задели, нарушили. Я потом поправил, не в обиде. Таиска-квартирантка бабку хоронила. В магазине работает, выгадывает, так что средства есть. Ей и полдома бабкина досталось. Петруха в суд подавал, но раз прописанная и завещание на нее, значит, все: «В иске отказать». Олька с Таиской самолучшие подруги теперь, часто их вместе вижу. Петруха Ольке запрещает, а она свое гнет, самостоятельная…

— А как она… вообще? — спросил Володя. — Замужем?

Отец повертел в руках вилку с пластмассовым белым черенком, потом, покосившись на сына, отложил ее и взялся за ложку.

— Олька что? — сказал он. — Разведенная, не получилась у нее семья. А так — живет, бухгалтером сидит в горсовете. Поведения вроде строгого. А там кто ее разберет… Ты мне вот что лучше ответь: со Вьетнамом как? Американцы там что, не вроде репетиции?

— Там, отец, война, а не пьеса в двух действиях, — ответил Володя. — Две системы сражаются — какая тут репетиция?..

— Это мы понимаем, — перебил отец. — Понимаем не хуже прочих. Я о другом затеял разговор. Может, они оружие какое новое испытывают? Пушки какие или, положим, самолеты? Вот газеты: «Фантом», «Фантом»… Мне один говорил, что это, если перевести, — судьба. Честно скажи: у нас такие имеются?

— Имеются, — серьезно ответил Володя. — Не думай, не даром хлеб жуем.

Он пододвинул теплую сковородку поближе к отцу.

— Спасибо, — сказал он, — наелся. Ты у меня мастер-кулинар. Тебя в любой ресторан шефом назначить можно без опаски. Не подведешь!

— Тебе все шутки шутить, — ответил отец. — Э, погоди, сейчас чайку заварю свеженького. После картошки чай наипервейшее дело!

Когда был выпит чай, когда были сполоснуты чашки, пустая сковорода залита теплой водой, а стопки и бутылки заняли свое место в громоздком буфете, отец вдруг сказал, тыча пальцем в Володину рубашку без погон:

— Сними… и другое давай, что грязное. Стирку сегодня заведу. Как управлюсь, к Фросе в гости пойдем. Она тебя ждет, холодец сварила. «На племянника, говорит, глянуть охота; какой стал». Ее надо в повара, тетю твою. Она оправдает!

«Тяжело все-таки ему одному, — подумал Володя, глядя на отца с жалостью и любовью. — Готовить — сам, стирать, полы мыть, пуговицы пришивать, заплаты ставить — все сам». Простая и неожиданная мысль пришла вдруг к нему в голову и заставила его покраснеть. Он открыл чемодан и украдкой, чтобы не заметил отец, переложил в карман легких серых брюк пачечку денег.

Отец во дворе, под навесом, водружал большой цинковый бак на горящий керогаз. Бак погромыхивал, как пустой. В слюдяном окошечке билось оранжевое пламя. Володя, отстранив отца, поставил бак на огонь и попросил:

— Отложил бы ты это дело. Я приду — вместе займемся.

— А ты куда? — обернулся отец.

— Так… пройтись, — запнулся Володя. — Может, и ты со мной? Покажешь, что нового у вас тут. В магазины зайдем…

— Вода греется, — отец кивнул на бак, — а то б пошел, отчего не пойти? А ты погуляй, ничего! — Отец внимательно, как портной в ателье, оглядел сына. — Форму бы надел, что ли? Все-таки капитан, стыдиться нечего. А ты тенниску напялил старую. Никакой, Вовка, в тебе солидности!

— Я, папа, в отпуске, — весело возразил Володя. — Хочешь, чтобы соседи полюбовались, какой я у тебя раззолоченный весь? — лукаво спросил он.

— Они на работе все, — смутился отец. — Может, я сам хочу поглядеть? Имею право? Или нельзя?

— Можно, папа, тебе все можно! — Володя примирительно похлопал отца по костистому плечу. — Вечером наряжусь, доставлю тебе удовольствие.

— И орден чтоб! — потребовал отец.

— К нему парадная форма нужна, — пояснил Володя. — На повседневной только ленточки положены и Звезда Героя, а ее я, папа, пока еще не заработал.

— Жалко, — вздохнул отец. — Разве бабы в ленточках разбираются? Да, забыл тебе сказать! Зимой Олька заходила адрес твой просить. Ну, я дал.

— Знаю, — улыбнулся Володя. — Открытку получил — с Новым годом поздравила. Потом — с Днем Советской Армии. Только зря. У нас один подполковник есть, так он говорит: «Из яйца яичницу любой сделает, а ты попробуй наоборот». Присловье у него такое.

— Переборчивый ты, Владимир Андреич, — нахмурился отец. — Гляди, кабы в девках тебе не засидеться. Сережка, друг твой, прошлым летом красавицу привозил. Я мать видал — не нахвалится! А насчет яичницы — какой это подполковник?

— Пиксанов, я тебе говорил, — ответил Володя. — У которого детей семеро — три пацана, четыре девочки. А места рождения разные у всех. Можно географию изучать. Я к ним заходил перед отпуском. Спрашивали, почему холостой.

— Видишь, — сказал отец, проводив сына до калитки, — даже люди интересуются. Семеро! — покачал он головой. — Цифра по нынешним временам!

— Они сына хотели, — пояснил Володя, — а у них поначалу все девочки получались, три подряд. Сама она в библиотеке работает. Все удивляются: «Как успевает?» И вообще очень хорошие люди… Ну, пошел я!

— Семеро, — повторил отец. — Нет, это же надо…