Николай Студеникин - Невеста скрипача

Вместо хозяйственного магазина в длинном, похожем на склад доме размещался теперь какой-то склад. Вывески не было. Володя обошел дом и потянул на себя обитую радужного цвета жестью дверь — единственную, на которой не было замка. Открыв ее, Володя в полумраке увидел мужиков в одинаковых новых синих халатах. Двое играли в шашки, а третий, сидя за столом, помечал что-то в бумагах, а потом не вставая натыкал эти бумаги на вбитый в стену гвоздь.

Услышав скрип несмазанных петель, все трое лениво оглянулись.

«Надо с папой вечерком пару партий сыграть», — глядя на шашки, решил Володя.

— А хозмаг что, закрыли? — спросил он.

— Почему «закрыли»? — отозвался тот, который возился с бумагами. Он, видимо, был здесь самым главным. — Перевели. Где универмаг был, знаешь? Вот туда и перевели. Дорогу-то найдешь? Откуда прибыл?

— Местный я, дорогу знаю, — ответил Володя. — Спасибо за ценную информацию!

— На здоровье, дорогой, — насмешливо сказал мужик, вглядываясь в Володино лицо. — Местный, говоришь? Что-то я тебя не могу припомнить!

— А я отсутствовал, — сообщил Володя. — Продолжительное время, — добавил он, закрывая за собой тяжелую дверь.

В детстве универмаг казался Володе огромным: чего только нельзя было купить там, были бы деньги… А теперь, подойдя к одноэтажному кубику, Володя только усмехнулся.

«Работает с 8 до 19, перерыв с 13 до 14», — прочел он на двери и глянул на часы. Было девять, несколько минут десятого, однако магазинная дверь оказалась запертой. «Выходной?» — подумал Володя, но на стекле было написано, что выходной день в магазине воскресенье. Рядом с надписью Володя увидел две бумажки, приклеенные к дверному, забранному редкой решеткой стеклу изнутри. «Ушла в торг, буду к 11», — сообщала первая бумажка, а на второй были размашисто написаны таинственные слова: «Нет и неизвестно». Удивленный Володя поскреб в затылке и покачал головой.

— Ну, порядочки! — произнес он вслух.

Двух часов с лихвой хватило бы, чтобы обойти весь город, пройти его из конца в конец — от железнодорожной станции до завода сантехизделий, в литейном цехе которого до пенсии работал отец, — но Володя, потоптавшись, свернул к реке.

Настроенный скептически, он ожидал увидеть реку заброшенной и обмелевшей и обрадовался, когда стало ясно, что это далеко не так.

От старого моста остались одни сваи, едва видневшиеся над водой. На новом, выгнутом дугой мосту ревели автомобили. Прищурившись, Володя вгляделся в дрожащую даль и увидел приземистые и пузатые белые стены знаменитого некогда монастыря, зеленые маковки монастырской церкви. Дальше расстилались желтые поля; они казались покатыми. «Степь», — подумал Володя с любовью и пошел вдоль берега, увязая в сером песке.

Заборы сбегали с крутого берега вниз; они огораживали чахлые деревца и распластанную по земле бурую картофельную ботву. В дальних углах стояли темные скворечни уборных. Обойдя рассохшуюся лодку, Володя увидел длинную белую табличку, приколоченную к самому солидному забору. «Улица Берег Реки», — прочел Володя и удивился: «Какая же это улица? Ну, пляж! А лучше просто — берег».

Впереди на песке, сверкая спицами, лежал велосипед. Какой-то человек ритмично прыгал через посвистывающую скакалку. «Спортсмен, — глядя на него, решил Володя. — Потеет…» Ему вдруг стало неловко за свою праздность, захотелось немедленно чем-нибудь заняться, хотя шел всего второй день его отпуска и его безделье было узаконенным. Володя решил выкупаться, поплавать и огляделся, выбирая местечко поудобней, но вспомнил, что его плавки, шикарные японские плавки с кармашком и пояском, остались дома, в чемодане.

Откуда-то выскочил мальчишка, не замеченный Володей ранее.

— Время-а! — азартно прокричал он и потряс стеклянной трубкой, в которой Володя с удивлением узнал обыкновенные песочные часы на три минуты.

Скакалка перестала свистеть, и спортсмен потрусил вперед, расслабленно помахивая руками. Володя замер, пораженный. «Э-э, да это же девчонка!» — подумал он.

Мальчишка поднял песочные часы, перевернул их и с прежним азартом крикнул:

— Валька, время!

Снова засвистела скакалка, и Володя, стараясь остаться незамеченным, поспешил уйти прочь.

Он долго взбирался вверх по узкой и гулкой деревянной лестнице, рядом с которой, извиваясь, тянулась глубокая белая промоина, пробитая весенними ручьями, а теперь заросшая буйной и пыльной лебедой.

Очутившись в затененном огромными шумящими деревьями переулке, Володя с улыбкой вспомнил серые заборы, рассохшуюся лодку, лежащую вверх килем на песке, девчонку, которая, видно, готовится побить какой-нибудь рекорд, и ее малолетнего азартного ассистента.

Из одного из дворов, долго провозившись с калиткой, выполз мальчишка в жаркой серой школьной форме. Его тонкая шея торчала из огромного белого воротника, нашитого на форменную курточку, — в таких воротниках в старину рисовали вельможных детей. Казалось, желтый ранец мальчишки набит не книгами и тетрадями, а железным ломом или кирпичами, — мальчишка едва волок его и сам плелся еле-еле.

— Ты чего это, брат? — догнав мальчишку, громко удивился Володя. — Лето на дворе, а ты учиться! Или жара подействовала? — он повертел пальцем у виска.

Мальчишка повернул к Володе желтую, как подсолнух, голову и растянул в печальной улыбке щербатый рот; набрал в грудь воздуха и сокрушенно, словно старушка, сообщающая о чужом несчастье, сказал:

— На осень, дядя, оставили!

Маргарита Алексеевна Пиксанова часто жаловалась на сложность новых школьных программ по математике, а ее мнению следовало доверять — пятеро ее детей учились в школе. Вспомнив это и заранее гордясь своей проницательностью, Володя спросил сочувственным тоном:

— По арифметике, наверно, двойки?

Мальчишка прислонил ранец к ноге и шмыгнул носом.

— Не, дядя, — понурив голову, сказал он, — по математике у меня четверки как раз! Во всех четвертях и в году тоже. А вот по русскому… Вот вы, дядя, знаете, что такое предложение, например?

— Предложение? — переспросил Володя, несколько огорченный тем, что провидца из него не получилось. — Как бы тебе сказать, чтобы поясней?.. Предложение — это… ну, ряд слов, выражающих законченную мысль. Так?

Мальчишка растянул рот почти до ушей и затряс головой. Во рту у него не хватало двух зубов. «И не шепелявит, смотри-ка ты», — отметил про себя Володя. Он уже справился с огорчением и был готов прочесть мальчишке лекцию о любви к родному языку, но тот виновато сказал, не поднимая глаз:

— И вовсе не ряд слов. Нужна предикативность, дядя.

Володя оторопел.

— Вон как вас нынче учат! — Он покачал головой. — Предикативность… — Значение этого громоздкого слова скрывалось от него в тумане. — Хм! Ладно, бреди, филолог. Опоздаешь!