Павел Калебин - Настоящие деньги

— А че, на тебе написано, что ты помощник? — огрызнулся тот, вскочив на ноги, проигнорировав Валькину руку. И тут же зло крикнул оставшимся стоять в смятении подельникам Санты: — Ну, че вылупились? На колени все, падлы! Кто у вас тут главный?

Вопрос его остался без ответа. Пацаны геройски молчали, не желая выдавать своего главаря. И тому пришлось самому назвать себя:

— Ну, я… — сказал Санта, с опаской глядя на биту в руках Пахома.

— Ха! — усмехнулся тот. — Настоящий босс! Первым на колени и бухнулся, козлина, — он резко махнул битой перед самым носом Санты, от чего тот, в ужасе отпрянув назад, слезливо охнул.

— Ссыкло! — с усмешкой заключил Пахом.

Тем временем со стороны черной «Волги» послышался странный ритмичный звук. Взглянув на автомобиль с опущенным стеклом передней пассажирской двери, Валька увидел внутри еще одного человека, непожелавшего покинуть салон вместе с Пахомом и его людьми. Это был мужчина лет тридцати, со впалыми щеками и — не по возрасту — залысинами на голове. На носу его чернели солнцезащитные очки; правда, сдвинутые вниз так, что серые, колючие глаза смотрели поверх них. Вовек не забыть Вальке этого насмешливо-надменного взгляда!

— Молодцы, — глухим, но с нотками удовлетворения голосом сказал пассажир «Волги», лениво хлопнув в ладони пару раз. После чего обратился к Кранцу: — Думаю, Борис Аркадьевич, проблема исчерпана. Ничего не поделаешь, времена нынче смутные. Всяк крысенок свое урвать норовит. Надеюсь, теперь молодые люди в курсе, что не по Сеньке шапку примерить решили. А чтоб наука и впредь была, пускай пешком больше ходят. Машины эти, — кивнул он в сторону «Москвича» и «копейки», — хотя и говно, но лучше уж кому-нибудь другому пускай послужат. Займись, Пахом…

Тонированное стекло автомобиля лениво поползло вверх и замерло, оставив лишь щель сантиметра в два — видно, для вентиляции салона, из которого поплыла модная композиция группы «Наутилус-Помпилиус»:

Не прошло и пяти минут, а о недавнем побоище или — как сказал бы Валька Невежин — «избиении младенцев» возле двери фотографического салона Кранца мало что напоминало. Ни машин, ни людей. Только осколки стекла на асфальте да валяющаяся стремянка.

— Ну и ну! — изумился Борис Аркадьевич, подняв ее. — Гляди, Валька, осталась даже вмятина от башки того типа, которого ты приложил ею.

— Не, дядь Борь, — улыбнулся Валька. — Я ему верхушкой стремянки съездил, а здесь, внизу, это он успел битой долбануть. Вот и вмятина.

— Знатная вмятина! Хорошо не по ногам.

— Хорошо, дядь Борь, что я лесенку эту подставить успел. А вообще, могли бы и предупредить, что эта ваша «крыша».

Старик усмехнулся:

— Надо же, слово-то какое выдумали — крыша! Кровельщики, понимаешь… Не, Валюх, не «крыша» они мне, — загадочно произнес он. — Так просто, люди добрые. Тимуровцы. Давай лучше забудем обо всем. Целы остались — чего еще желать? У нас с тобой и так забот невпроворот.

«Что-то темнит старик!» — подумал Валька. Но согласно пожал плечами и, приладив стремянку на старое место под сбитой вывеской салона, шустро вскарабкался по ступенькам.

— Давайте тряпку, дядь Борь! — почти весело крикнул он сверху.

Краска отмывалась хорошо. Водя по вывеске тряпкой, Валька продолжал думать о недавней стычке людей Санты с парнями, которых Борис Аркадьевич всячески избегал называть своей «крышей».

Да и, действительно, «крыша» ли это? «Крыше», насколько знал Валька, кооператоры должны платить деньги. Как «цеховики» Артуру в исполнении Гафта из фильма «Воры в законе». Но Пахом в тот раз, когда они случайно встретились с ним в фотомастерской, пришел к Кранцу явно не за деньгами. Наоборот, он сам что-то принес старику — вспомнил Валька сверток в руках того. Странно это как-то все…

Голос Бориса Аркадьевича отвлек Вальку от размышлений.

— Ладно, слезай.

— Так не отмыл же еще! — удивленно молвил Валька.

— И не надо. Не дело фотомастера это — с тряпками по лестницам скакать. Сейчас приедут люди, приберутся. Да и вообще, наведут марафет.

— Какие еще люди?

— Сам сейчас увидишь, — усмехнувшись, ответил Кранц.

Вскоре возле бывшей фотомастерской остановился «Рафик». На нем прибыла бригада реальных рабочих в синих спецовках. Один из них — вроде как прораб — быстро распределил своих людей по объекту. Застучали молотки. Запахло краской. Двое шустрых работяг сходу привели в подобающий вид вывеску, после чего занялись дверью. Вскоре на месте разбитого стекла появилось новое — зеркальное.

— Ого! — присвистнул Валька, увидев в нем свое отражение.

— А прочное? — поинтересовался Кранц.

Один из рабочих с улыбкой протянул ему молоток:

— Бейте.

— Да ну… — заулыбался старик.

— Бейте, бейте, — настаивал рабочий.

Однако Борис Аркадьевич сказал серьезно:

— И ударил бы, сынок, попроси ты меня об этом, к примеру, еще вчера. Теперь же просто рука не поднимется. Свое!

Валька вдруг спохватился:

— А фотоаппарат, дядь Борь?

— Какой фотоаппарат? — не понял тот.

— Ну, который вы мне дали для обучения.

— Тот древний «Зенит», что ли? — с усмешкой уточнил старик. — Оставь его себе, Валюх. Пусть это будет подарком тебе. На память о твоем первом дне в качестве честного кооператора.

— Да, этот денек трудно будет забыть! — сказал Валька, хрустнув попавшим под подошву ботинка осколком. — Только не пойму я что-то, дядь Борь. Один фотоаппарат останется у меня, другой у вас свистнули. Чем работать-то будем?

Кранц, продолжая улыбаться, поманил Вальку за собой внутрь салона.

— Гляди, — сказал он ему, кивая на осиротевшую треногу.

Валька бросил на нее лишь один короткий взгляд, а когда вновь взглянул на старика, в руках у того возник, словно по волшебству, новенький фотоаппарат.

— «Кэнон», — понизив голос, с благоговением произнес старик, после чего торжественно водрузил его на треногу, на место исчезнувшего «Зенита».

Помещение, отныне принадлежащее кооперативу фотографа Кранца, к полудню уже было не узнать. Оно преобразилось почти как по мановению волшебной палочки. Стены удивительным образом выровнялись с помощью загадочного бежевого покрытия, под потолком холла возникла лампа с регулирующимся светом. Появились удобные кожаные кресла для посетителей, дополнительные зеркала.

Руководивший рабочими в синих спецовках мужчина, белозубо улыбаясь, осведомился у Бориса Аркадьевича:

— Ну? Вроде все. Вас устраивает?

Кранц, пробежав глазами по углам фотозала, тоже улыбнулся.