Любен Каравелов - Повести и рассказы

Хаджи Димитр переправился шестого июля, а я в это время уже сидел в тюрьме в Рущуке. Не мог я присоединиться к этому болгарскому Кралевичу Марко, не мог оказать ему помощь своей рукой, не мог отомстить врагам, как хотел. Но надо рассказать, как я попал в руки Митхад-паши и лишился возможности совершить задуманное.

Мне пришлось ходить по родной Болгарии — подготовлять народ к борьбе за свободу и счастье. Во многих селах и городах побывал я тайно, много дорог исходил, сея доброе семя. Но кончил плохо.

В нашей дружине был один очень хороший и очень пылкий юноша из Арбанас. Могу о нем сказать, что это был действительно горячий патриот, умный советчик и бесстрашный человек. Звали его Петр. Как-то раз сидим мы с Петром под буком, чистим патронташи. Вдруг подходит к нам один из товарищей и говорит, что в Арбанасах турецкие жандармы убили какого-то гражданина и ограбили его дом.

— Ты не знаешь, как зовут этого гражданина? — спросил Петр.

— Стоян Кара-Петров, — ответил подошедший.

— Стояна убили? — воскликнул Петр. — Да ведь это мой дядя! Подумать только: и мой дядя стал жертвой турецких псов… Боже, помоги мне!..

— Не беспокойся, милый побратим, — сказал я. — Мы отомстим за кровь твоего дяди и накажем злодеев. Нет худа без добра. Если бы турки не сделали мне зла, я жил бы себе в Гюргеве да занимался торговлей. Но они вырыли мне могилу, и я теперь стараюсь столкнуть в нее их самих.

— Знаешь что, Цено? — сказал Петр. — Я думаю, кому-нибудь из нас надо пойти в Арбанасы и разузнать, как было дело и кто убийца моего дяди. Кроме того, я напишу своему отцу, что он должен сделать, и попрошу его прислать нам денег. Он настоящий патриот.

— Надо мне самому сходить, — сказал я.

— Зачем тебе, когда у нас столько товарищей целый день спят от нечего делать. Нет, сам не ходи: ты нужен здесь.

— Идти надо мне, и я пойду, — возразил я.

Придя в Арбанасы ночью, я отыскал дом, принадлежащий отцу Петра, и постучался.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Откройте. Я от Петра, письмо вам принес.

Мне открыли, и я вошел во двор, потом в комнату, где сидел старик.

— Ты от Петра? — спросил он. — Где он? Что делает?

Я отдал письмо и сел на лавку около огня.

— Мой сын — разбойник, гайдук! — воскликнул старик, ударив себя рукой по лбу. — Господи, зачем я ему дал жизнь, зачем кормил его и воспитывал? Петр — гайдук! Стоянов сын — разбойник!

— Успокойся, — сказал я. — И не кричи: ведь могут услышать. Твой сын — не простой гайдук, а народный борец. Он ушел на Стара-планину, чтобы освободить свое отечество от басурман.

— Дядю его повесили, так теперь он хочет, чтобы повесили и меня? — промолвил старик и вышел.

Я стал думать о том, как бы утешить старика и доказать ему, что сын его — честный человек, а не разбойник. Вдруг в комнату вошли человек тридцать вооруженных и схватили меня. Я был предан — и предан болгарином!

— Да, тяжело, милый сынок мой Цено, когда тебя преследует и предает болгарин, — сказал дед Коста. — Я слыхал, что в Арбанасах, Тырнове, Шумене и Рущуке много плохого народа. Ты стараешься о их благе и спасении, а они, бессовестные, отдают тебя в руки врага! Будьте прокляты, предатели!

— Нет, дед Никола, не говори так. Бесчестность, подлость и низость встречались во все времена, у всех народов, в любом городе и селе. И теперь мы их видим у всех народов и племен. Мне кажется, они будут существовать до тех пор, пока народ, идя по пути прогресса, не начнет руководиться побуждениями, заимствованными из источника более чистого и благородного, нежели свое хозяйство, свой интерес и личная выгода. Но боюсь, что это будет еще не скоро. Среди нас, болгар, еще будут случаи предательства, всякие распри, зависть, раздоры и подлости, пока болгары не просветят свои умы и не поймут своих интересов. Виноваты не Рущук, не Тырново, не Арбанасы. Виноваты наши глупцы, которые мало думают об общем деле и поглощены своими делишками, как евреи. Но теперь среди болгар уже появились юнаки, которые желают одного: сделать счастливым наше отечество — и посеянное ими скоро даст плод.

— Дай боже! — сказал дед Коста.

— Скоро у каждого болгарина будет душа Хаджи Димитра — и Болгария станет свободной.

— Да будет так! — промолвил дед Коста, и две крупные слезы потекли по его лицу.

Кто не видал новосадского молебствия, не читал Максима Исповедника, не ходил на богомолье в Банковский монастырь, не ел «шкембе-чорбаса» в Царьграде, не жил у мадам Клейн в Белграде и не пил казанлыкской розовой водки, тот ничего не знает и не понимает. Ах ты, моя радость, казанлыкская розовая водочка! В твоих алкогольных блестках таятся сотни томов, посвященных самым замечательным эпохам болгарской истории, полным бесчисленных великих и славных подвигов, демосфеновского красноречия, атилловских походов, ватерлооских сражений и пр. и пр. Кто хоть однажды отведал тебя, тот никогда тебя не забудет, а кто попивает частенько, тот произведет в болгарской истории не одну чрезвычайно важную психологическую революцию. И я когда-то пил тебя, и я восхищался твоим ароматом, и я имел счастье испытать твою усладу… Ах, веришь ли, до сей минуты помню я твое могучее животворное воздействие, твое нравственное и физическое влияние. Испивая тебя, смертные боги ощущают такую дивную радость, какой не испытывают ни те, кому по вечерам перед сном чешут пятки, ни даже те, кому господь бог послал неожиданное наследство. А как ты светла, как прозрачна! Серебро, бриллиант, слеза, капля росы, кристалл, украшающий церковное паникадило… Возьмите хрустальный бокал, наполните его до половины этой божественной влагой, закройте двумя пальцами левый глаз и поглядите на нее правым… Хо-хо-хо! Слеза, черт ее возьми совсем! Понятное дело, если бы все это не было неоспоримой аксиомой, казанлыкцы не были бы казанлыкцами, а были бы… скажем, сопотевцами или калоферцами и гологан-беи не могли бы удобрить всемирную историю своими именами. Так-то! И напрасно Захара гордится своими слоеными пирогами, Эни-Захара — своими юродивыми, Пловдив — своими дамами и простоквашей, которую продает арап у фонтана, Тырново — своими постоялыми дворами и «Мальтийской песней», Габрово — своими ставнями и каменным мостом, Эдирне — своей халвой и патриотизмом, Царьград — своим рахат-лукумом, Станимака — своим монашеским происхождением, Ахело-Бургас — своей соленой рыбой, Рущук — своими мостовыми, а Краставо село — своими тыквами! Смешные города и смешные горожане! Как невозможно сравнить Париж с Женевой или Лондон с Оряхово, так же точно и Казанлык невозможно сравнивать … с чем вам хотелось бы? — ну, скажем, с Дыбене.