Дмитрий Остров - Перед лицом жизни

— Што прикажете? — спросил официант, стремительно нагибаясь.

Капелька сморщился, махнул рукой и сказал:

— Я не приказываю, а прошу… Надо же это понимать. Я прошу полдюжины пива и один бутерброд подешевле.

Официант обиженно выпрямился и медленно пошел от столика.

— Я, конечно, извиняюсь, — сказал Капелька, обращаясь к старичку, — но, представьте себе, я очень не люблю холуев.

Капелька положил на колени узелок с бельем.

— Из баньки? — спросил старичок.

— Совершенно точно…

— Ну, выпьем за легкий пар, — сказал старичок. — За то, чтобы вечно ходить под парусами.

Капелька улыбнулся и выпил, потом пожевал бутерброд и вытер губы ладонью.

Над ним висела клетка с попугаем. Два официанта укоризненно смотрели на клетку, а третий что-то говорил буфетчику, который хмурился и покачивал головой.

— Так вот, Тарас Григорыч, пения от него никакого, а штрафовать нас будут. Участковый так и сказал: «Раз, говорит, сумели испортить такую интересную птицу, сумейте ее и перековать». А как его перекуешь, такого фулигана? Запой-то у него беспробудный.

— Запой сурьезный, — сказал буфетчик. — И с чего это он так растревожился? Не могу понять.

— От тоски, — заметил официант. — Холодно у нас в Сибири, и ему непривычно без слонов.

— Вы вот чего, ребята, — сказал буфетчик официантам, — не предавайтесь фантазиям. Нечего баловать иностранную птицу. Пускай воздержится.

Клетка качнулась, и попугай проснулся. Он поднял белую трясущуюся головку, вспрыгнул на жердочку, зевнул и расправил свои зеленые крылья.

— Хозяин, пивка! — сказал он. — Р-р-раков… р-раков…

— Воздержаться надо, Вася, — сказал буфетчик. — Вот скоро участковый придет, слышь, нишкни.

— Участкового мы подождем, — сказал Капелька и вышел из-за стола. — Подумаешь, чем напугали птицу…

Капелька посмотрел на взъерошенного попугая, потрогал прутья и, отломив кусочек сыру от своего бутерброда, бросил его в клетку, чувствуя жалость к этой разноцветной твари.

— Ну дайте вы ему пивка, — сказал Капелька, — чего птицу мучаете? Вот тебе, Вася, хруст, выпей, сынок, за мое здоровье. — Капелька вынул из кармана рубль и бросил его буфетчику.

Здесь же у стойки Капелька выпил двести граммов водки, наблюдая за официантами, которые суетились у клетки и из пузырька выливали пиво попугаю в кормушку.

— Только нишкни, — сказал буфетчик и погрозил попугаю пальцем.

— Тише, — сказал старичок. — Я есть основатель.

Он положил голову на руки, словно сидел не в пивной, а в паровозной будке. Потом неожиданно поднялся и направился к двери. Поравнявшись с ломовыми извозчиками, он спросил их:

— Кто вы такие есть? Вы есть актеры. На одни свои штаны по двенадцать метров мануфактуры гробите. Вы запорожцы в юбках, и я вам приказываю молчать. Я есть основатель железных паров…

— Иди-ка ты, папаша, спать, — сказал ему бородатый извозчик. — Не мешай. Ну вот, а откуда ни возьмись, молоньей трах-трах-трах, колокольчик на дуге дзинь-дзинь, и сама дуга в пламя. И вижу я, братцы мои, картину: мой мерин задымился…

— Врешь!

— С места не сойти — дымился!

Капелька неожиданно захмелел. Его твердые ладони обмякли и вспотели. Блаженная улыбка осветила его длинное худое лицо. Капелька рассмеялся, думая о том, что у старичка, кроме нескольких рублей и пенсионной книжки, нет ничего за душой. «Он есть основатель». Капельке даже стало весело. И он выпил еще, чувствуя себя совершенно свободным человеком, но, чтобы убедиться в этом, он вышел из пивной, отыскал в садике самое прохладное место и лег в теплую траву, положив под голову узелок с бельем.

Он долго слушал, как шумит сад, долго глядел в небо, и, оттого что в небе быстро передвигались облака, дремота стала одолевать его. Он закрыл глаза. Туфли давили ему в подъеме, и он снял их, не боясь, что могут украсть, положил в высокую траву и только после этого почувствовал облегчение. Больше у него не было сил, и Капелька стал засыпать.

Проснулся он вечером. В городе уже горели огни. Отражение звезд вспыхивало в реке, и от бакенов к берегам шли волны и разбивались о пристань, высоко поднимая катера, стоящие у причала.

Капелька не торопился. Он вышел на главную улицу, где, по его расчету, должно было произойти знакомство.

Он бродил долго, останавливаясь у ресторана, рассматривал улыбающихся женщин в витринах кино, но никто к нему не подходил и никто не обращал на него внимания.

За два часа он обошел все шумные городские места.

У вокзала он разговорился с извозчиком, но тот не знал ни одного адреса, где Капелька мог бы утолить свои желания, и он пошел обратно по длинным улицам, в которых было много электрического света, новых жилых домов, автомобилей и женщин.

Он шел и не узнавал города. Первый раз Капелька почувствовал растерянность и теперь не знал, что ему делать со своими деньгами, которые он честно заработал в колонии и честно выиграл в карты перед самым выходом на волю.

«Бабы, — с отчаянием думал он, — у меня много денег. Спасите меня». Но он врал самому себе, потому что денег у него было столько, что их едва хватило бы на один хороший загул.

Он остановил какую-то девушку в темном пальто и долго расспрашивал ее, как пройти на Качу, хотя дорогу туда он знал. От этой девушки пахло кондитерской, и она терпеливо улыбалась, посматривая на часы, висевшие над ювелирным магазином. Капелька поблагодарил ее невесело и лениво побрел в сторону Качи, чувствуя, что в этом городе никому не нужны ни его деньги, ни его любовь.

Он злился на прохожих, задевал их плечами, и от пристального, голодного взгляда Капельки женщины сжимали губы и опускали глаза.

На углу Капелька остановился. Накрапывал дождь, и на раскрытых шелковых зонтах отражались зажженные фонари, витрины и багровый свет реклам.

Дождь шел все сильней, и вскоре улицы совсем опустели, и Капелька растерянно пожал плечами. Он повертел в руке кепку и нахмурился.

Что ж, он может и подождать, у него теперь в запасе целые годы, огромные города и так много свободы, что ему становилось как-то неловко, словно его одели в просторный дорогой костюм.

Напротив в клубе был танцевальный вечер, и Капелька посмотрел на открытые окна. Он увидел горящие люстры и услышал размеренное глухое шарканье ног. Там танцевали медленно и однообразно, и Капельке казалось, что в этом освещенном зале работала какая-то большая паровая машина.

Через час дождь перестал, и Капелька решил идти на Качу. У фонарного столба он засучил рукав и по складам прочитал записанный на руке адрес Анны Тимофеевны.

Дом, в котором она жила, не понравился Капельке.

Этот деревянный одноэтажный дом стоял рядом с милицией, а напротив была аптека и большое новое здание транспортного института.