Тотырбек Джатиев - Мои седые кудри

Такой путь проделали две мины, предназначенные для палача белорусского народа фон Кубе.

На следующий день, как было условлено, я пришла на место встречи с Еленой. Однако ни Елена, ни Валентина на свидание не вышли. Это меня насторожило. Я ушла. Разыскала Николая Похлебаева. Он не придавал неявке Елены серьезного значения. Могли быть обстоятельства, которые затруднили своевременный ее приход на условленное место. Я попросила Похлебаева:

— Выясните, может быть, по какой-либо причине они не могут, а если перерешили и отказываются, тогда будем думать о другом плане.

Пока Похлебаев выяснял, что и как, я занялась своими делами. Спрятав мины в надежном месте, я начала готовить к эвакуации в штаб димовцев детей Валентины и их мужественной бабушки. Это мне удалось сравнительно легко. Я воспользовалась самоотверженной помощью нашего человека — шофера Николая Фурца, работавшего по нашему заданию у немцев.

На другой день на встречу со мной пришла Валентина. Под видом торговки повела меня на свою квартиру. Елена Мазаник была дома и ждала меня.

— Ну, покажите, что за туфли вы продаете? — спросила я, предварительно поздоровавшись с нею.

— Туфли высший сорт, — отвечала она, — закачаешься. Вот посмотрите.

— Туфли-то хороши, — говорю, — а цена им какая?

— Да что говорить о цене, — отвечает Елена, — если подходят, то берите. А цена, сами знаете, не отдавать же такой товар за бесценок.

Когда Елена назвала цену, я всплеснула руками и запричитала:

— Голубушка ты моя, это ты заломила… Уж больно высоко взяла. Вот тебе мое последнее слово — за половину отдашь, тогда куплю.

— Да где это вы модные туфли по такой дешевке сейчас купите?

И так в этом духе шла торговля у нас, пока мы не ударили по рукам.

А когда надо было говорить о деле, мы вышли. Мы знали, что не только соседи, но само гестапо вело за квартирой Елены тайное наблюдение.

Когда мы вернулись в комнату, я снова заговорила о туфлях. Так, с разговором о модных туфлях я вынула из авоськи обернутую в тряпку мину и передала Елене. Та развернула, осмотрела ее и быстро спрятала под подушку.

Валентина повела со мной разговор о дороговизне, а Елена написала на бумаге несколько вопросов и под каждым оставила место для ответа. Я вписала ответы и передала Елене. Она опять достала из-под подушки мину и снова начала ее рассматривать.

Я заметила, что в первый раз, когда она держала мину, руки у нее слегка дрожали. А потом — ни капельки, будто держала свою старую любимую куклу.

— Ну, дай бог тебе здоровья, — сказала я, — заболталась с вами, а мне уже и домой пора.

Я смотрела на Лену и восхищалась ею. Быстрая, сообразительная, деловитая, она была вся отдана тому делу, которое готовилась свершить. Она была в тот вечер совершенно спокойна, хотя и чувствовалась некоторая возбужденность. Валентина же говорила о туфлях, чулках и платьях с таким увлечением, что ей в то время могла бы позавидовать любая модница.

Да и я, как мне кажется, очень удачно выступала в роли торговки.

Сейчас, мне кажется, я могу признаться, что исполнение этих ролей несколько отвлекало нас от мыслей о могущей быть неудаче.

Елена снова обернула тряпицей мину, спрятала ее под подушку и, обращаясь ко мне, сказала:

— Ну, ладно! Берите. Носите на здоровье. Пойдемте, я, пожалуй, провожу вас немного.

— И я! — воскликнула Валентина, но Лена удержала ее:

— Я за ворота и назад. Ты подожди меня.

С этими словами мы вышли.

На улице Елена взяла меня под руку и заговорила:

— Вы мне, Мария Борисовна, так ясно растолковали, что хоть экзамен сдавай. А вообще — штука не мудреная.

Она еще раз повторила мне инструкцию, словно стараясь подтвердить только что сказанные слова, и, пройдя еще несколько шагов, мы расстались.

Шла я домой и думала: «Как должен быть осторожен разведчик. Как надо учитывать все возможные повороты в той или иной ситуации. Осмотрительность, осторожность никогда не должны обращаться в трусость или нерешительность. Но всегда надо видеть и учитывать все, самые, казалось бы, незначительные приметы, чтобы не оплошать в решительный момент». Тут я вспомнила газету «Известия», которою я размахивала перед самым носом у обыскивающих меня полицаев, и мне стало не по себе.

«Справится ли Елена Мазаник с заданием? Сумеет ли выбрать момент, не сробеет ли в самую ответственную минуту? Все говорило в пользу Елены Мазаник, но обстоятельства бывают сильнее нас».

Такие мысли теснились в моей голове, и отогнать их никак не удавалось…

Вечером, двадцатого сентября, я «продавала» Марии Борисовне Осиповой, которую под видом торговки-перекупщицы привела домой Валя, несуществующие модные туфли.

«Туфли» надо было продавать, потому что в доме были установлены тайные микрофоны, и все разговоры ими контролировались. Об этом меня своевременно предупредил Николай Похлебаев. О делах же мы говорили во дворе и на улице.

Когда Мария Борисовна уходила, я пошла с нею за ворота.

Тепло попрощавшись, вернулась домой. В ушах еще долго звенели ее слова: «Счастья тебе, Галя».

Настроение у меня было такое, что словами его передать просто невозможно.

Впрочем, его легко понять, если представить себе обстановку того времени, когда за каждым твоим шагом следит гестапо и жизнь всегда висит на волоске.

В такой обстановке в комнату, где ты живешь, приносят мину, предназначенную для самого фон Кубе. В этой мине часовой механизм, который надо завести за сутки до взрыва.

Если бы мне кто-нибудь из моих школьных подруг предсказал, что мне придется в жизни спать, подложив под голову мину страшной взрывной силы, я бы просто-напросто расхохоталась. А сейчас я готова была сама раскладывать карты и гадать, чтобы хоть на один день заглянуть в будущее.

Сон, конечно, не шел. Голова была ясной до предела. Все свое поведение разрабатываю до самых мельчайших деталей. Продумываю каждый свой завтрашний шаг. Ведь завтра утром я должна пронести эту страшную гостью в особняк Вильгельма фон Кубе.

Гаулейтер был точен и пунктуален. Я знала, когда он завтракает, когда сидит в своем кабинете, когда уходит в свой комиссариат, когда возвращается, ужинает, уходит на просмотры кинофильмов, спит. Самый глубокий сон у него — в два часа ночи.

Я с нетерпением, волнением и радостью ждала двух часов. Когда мои часы показали это время, я достала из-под подушки мину, еще раз осмотрела ее со всех сторон и с замиранием сердца вынула из нее небольшое колечко. Подождала секунду, перевела дыхание и приложила ухо к корпусу мины. Должен был включиться и заработать часовой механизм. Суточный завод. Ровно через сутки она со страшной силой должна взорваться и разнести вдребезги все, что будет вокруг нее. Но никаких признаков работы механизма. Еще прислушалась — тихо. Приложила к мине другое ухо — не тикает. Встряхнула ее слегка, приложила ухо — ни звука. «Исправна ли она?» — мелькнула тревожная мысль.