Владимир Силкин - Царские кудри

Муза моя, неизменная странница,
Вновь собирается в дальний поход.
Будет война, ничего не останется
И никого, кто с победой придёт.

Мир содрогнётся от вируса стронция,
Книжные строчки расплавит напалм.
Вот и взираю с испугом на солнце я,
Что каждый день улыбается нам.

Муза моя! Одолей расстояния,
В сердце войди, не встречайся с тоской.
Может быть, от твоего состояния
В мире безумном зависит покой.

Муза моя! Перессорились нации.
Ты очищай их слова ото лжи,
Чтоб на далёкой космической станции
Не прервалась сумасшедшая жизнь.

Муза моя! Мне в плохое не верится,
Но наступает на пятки война.
Кто вам сказал, что Земля ещё вертится,
Если не слышит молитвы она?!

Ах, что за голос у Андрея!
И на фатьяновской земле
Я петь боюсь, я не умею,
Хоть водки много на столе.

С рожденья не имею слуха.
– Ты не конфузь меня, Андрей!
– Я научу! – твердит Андрюха,
И голос мягче и добрей. —

Бросай курить – и тоже сможешь!
Табак мешает соловью!
А сам поёт, мороз по коже,
И душу радует мою…

И вот я бросил, только глухо
Андрюхин голос из дверей.
Ты слышишь, я пою, Андрюха!
Что ж ты не слушаешь, Андрей?!

Мой голос мне не режет уха,
А твой – за тысячью морей…
Ты слышишь, я пою, Андрюха,
Я для тебя пою, Андрей.

Не падай, военная птица,
Не надо терять высоту,
Чтоб утром декабрьским столица
Проснулась в холодном поту.

Не надо публичного горя,
Не надо подводных могил.
Горячее Чёрное море
Не даст для спасения сил.

Не надо, военная птица,
Ронять пассажиров и груз.
Ты слышишь, как в сердце стучится
Не сыгранный в Сирии блюз.

А птица страдает, нет мочи,
И птице, похоже, не петь,
И падает птица под Сочи
На воду, чтоб в небо смотреть.

Летела ночь, не зажигая фар,
Был август скуп на тёплые признанья,
И в эту пору снов и увяданья
Мне не встречалось невесёлых пар.

Раскачивались звёзды на ветвях,
И в тишине казалось символичным,
Что чьё-то счастье, позабыв о личном,
Кузнечики ковали второпях.

А я подумал, прочно ли оно,
Поспешно отшлифованное будет,
Не часто ль ошибаемся мы, люди,
Насчёт того, что просто не дано?

Но пары шли, несли в глазах рассвет,
В обнимку шли, охваченные страстью,
А я-то думал, что на свете счастья,
Как и бессмертья истинного, нет.

Снег выпал в день рождения
И ширился, и рос
Веселым продолжением
Белеющих берёз.

И по аллеям-горенкам
Сновали без нужды
Задумчивые дворники,
Печатая следы.

А высоко над крышами,
Над избами, у туч,
Бог весть откуда вышедший
Искрился солнца луч.

Он постепенно ширился
И постепенно рос
Над трубами, над крышами
И на ветвях берёз.

Двести семьдесят третий квадрат.
Хорошо-то как, благостно, Боже!
И леса меж собой говорят,
Окликая случайных прохожих.

Сколько звуков печальных вокруг!
Сколько вздохов несётся с болота!
И с чего это тянет нас вдруг
Как магнитом к себе позолота?

Увядают кусты и грибы,
И осины дымятся, сгорая.
Ничего не прошу от судьбы,
Кроме этого дикого рая.

Двести семьдесят третий квадрат.
Чьи следы обозначились в иле,
Чьи глаза удивлённо горят,
Чьи шаги в изумленье застыли?

А было так. Сошла вода,
Она явилась, господа.
Пришла за столько много лет,
Зажгла в моём жилище свет.
Протёрла пыль, внесла букет.
– А ты ворчал, что жизни нет!
А я и правда думал, нет.
Что мне не выпадет билет.
Вошла – из песен и тепла,
Тогда, когда уже прошла.

А под окнами пуха не счесть,
Тополиные свадьбы в разгаре.
– Как сегодня спалось, ваша честь,
В этом городе шума и гари?

Ничего не отвечу себе,
Занавеску на сторону сдвину.
«Вон на том, на фонарном столбе
Не мешало бы лампочку вынуть!»

Аллергия на пух и сквозняк
Не проходит бесследно, поверьте:
Вновь на фабрике местной Гознак
Перестали печатать конверты.

А в гостинице нету воды
И уборщицы, видимо, нету,
Но такие под Ряжском сады
И такое душистое лето!

Птичьих голосов уже не слышно,
Дождь зашёлся под окном стеной.
Женщина в плаще из дома вышла,
Кажется, чтоб встретиться со мной.

Сколько раз уже такое было,
Что казалось, рядышком жила,
Одного меня всю жизнь любила
И всю жизнь мне преданной была.

Всё не так, ломает ветки ветер,
Дождь зашёлся под окном стеной.
А ведь правда, ты была на свете,
Но печально грезила не мной.

Вот мы и не встретились случайно.
Я глядел всё время из окна,
Как в плаще, в котором стыла тайна,
Проходила женщина одна.

Белые гнёзда на ветках.
Ветер не трогает их.
Вот и приходится редко
Видеть пернатых своих.

Нет ни репьёв, ни рябины.
Холодно-голодно днём.
Выгнули хвойные спины
Ёлки под самым окном.

Только бродячая кошка
Рыщет опять у окна.
Ладно, осталось немножко,
И возвратится весна.

Перезимуем всё это,
Выбежим птиц привечать
И ежедневно всё лето
Будем довольно ворчать.

Поеду на Ранову! Лещ серебрится,
Размяла плотва плавники.
Неделю забывшие дом и побриться
Торчат над водой рыбаки.

В садки опускают червонные скулы
Пожившие в ямах лещи.
А вот выплывает под берег сутулый,
Камыш от дыханья трещит.

Поеду на Ранову. Время настанет —
И вспомнит народ про плащи.
И вдоволь намокнет, и вдоволь устанет,
Забудет свои беляши.