Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

Он повернулся на бок, взглянул на нее. Спутанные пряди волос в беспорядке лежали, отливая многообразными оттенками, на плечах Изабель, спадая к упругой округлой груди. Лицо и шея ее розовели – это обесцвеченная молодой млечной кожей кровь просвечивала под узорной россыпью коричневых и золотистых веснушек. Мгновение он удерживал ее взгляд, а потом опустил голову ей на плечо, и она стала гладить его по волосам и лицу.

Долгое время они, изумленные, ни в чем не уверенные, пролежали в молчании. Изабель начала понемногу размышлять о случившемся. Она отдалась ему, но отнюдь не в пассивном смысле этого слова. Ей хотелось одарить его, а теперь – пойти еще дальше. Эта мысль напугала ее. Она вдруг увидела их обоих в начале какого-то спуска, но ей не хватало силы воображения, чтобы понять, куда он ведет.

– Что мы с тобой сделали? – произнесла она.

Стивен сел, обнял ее.

– То, что мы сделали, правильно. – В устремленном на нее взгляде Стивена обозначилось пылкое исступление. – Ты же должна понимать это, Изабель, милая.

Она молча кивнула. Он был еще мальчиком, но лучшим из мальчиков, и отныне будет навек принадлежать ей.

– Стивен, – сказала она.

Впервые она назвала его по имени. Произнесенное на чужом языке, оно показалось ему прекрасным.

– Изабель.

Он улыбнулся ей, и лицо ее просияло в ответ. Она прижала его к себе и тоже улыбнулась, широко, хоть в уголках ее глаз снова начали скапливаться слезы.

– Ты прекрасна, – сказал он. – Не знаю, как я теперь смогу смотреть на тебя при других. Я выдам себя. Увидев тебя за ужином, я сразу подумаю о том, что между нами было, и буду видеть тебя такой, какая ты сейчас.

Он погладил Изабель по плечу и оставил ладонь лежать на ее шее.

– Ты не выдашь себя, – сказала Изабель. – И я себя не выдам. Тебе хватит на это сил, потому что ты любишь меня.

В спокойном взгляде Стивена нет страха, подумала она. Впрочем, ладонь его уже гуляла по ее груди, и мысли Изабель начали путаться. Их разговор продолжался всего минуту, но вспомнить, что они сказали друг другу, какое значение имели их слова, она уже не могла. Рука Стивена продолжала сминать мягкие, ограждаемые от чужих взглядов части ее тела, и его пронзило чувство неодолимой силы. Грудь Изабель вновь начала подниматься и опускаться рывками, дыхание стало неровным, она почувствовала, что снова соскальзывает, но уже по собственной воле, вниз, в бездонную пропасть.

В тот вечер Азер был весел. Меро фактически принял новую систему оплаты труда, и хотя забастовка красильщиков продолжала охватывать все новые и новые фабрики, ее распространение на другие отрасли казалось маловероятным. Берар, не заглядывавший к Азерам уже больше недели, обещал прийти сегодня с женой и тещей, чтобы поиграть после обеда в карты. Азер велел Маргерит достать из погреба две бутылки бургундского. Он сделал Изабель комплимент – ее наряду и внешности в целом – и спросил у Лизетты, чем она занималась сегодня.

– Гуляла по парку, – ответила девочка. – Дошла до самого конца, до места, где он переходит в другой парк, там все заросло. Дошла, присела под деревом и, по-моему, заснула. Во всяком случае, видела очень странный сон.

– И какой же? – спросил, набивая трубку, Азер.

Лизетта хихикнула:

– Тебе не скажу.

Судя по всему, ее разочаровало то, что он не стал приставать к ней с расспросами, а обратился к жене:

– А как провела день ты? Снова ходила в город по неотложным делам?

– Нет, все было как обычно, – ответила Изабель. – Мне придется поговорить с мальчиком мясника. Он опять принес не то мясо. Ну, и еще мадам Бонне пожаловалась, что я наваливаю на нее слишком много работы. А после полудня я читала книгу.

– Что-нибудь познавательное или опять какой-нибудь роман?

– Да так, глупую книжонку. Купила в книжном, в городе.

Азер снисходительно улыбнулся и покачал головой, словно дивясь неразборчивости вкуса жены. Судя по его тону, сам он читал исключительно великих философов и, как правило, в оригинале. Впрочем, вероятно, он штудировал их труды наедине с собой, при закрытых дверях. Когда Азер усаживался после ужина в гостиной, рука его неизменно тянулась к вечерней газете.

На лестнице раздался звук мужских шагов, и взгляд Изабель, которая в ожидании ужина сидела с шитьем на софе, мгновенно вспорхнул вверх. В гостиную вошел Стивен.

Он коротко пожал протянутую ему Азером руку и повернулся к Изабель, чтобы пожелать ей доброго вечера. Когда она увидела строгое выражение его спокойного смуглого лица, дыхание ее немного сбилось. Его способность владеть собой показалась ей несокрушимой.

Во время ужина Стивен не обратился к Изабель ни с единым словом и даже не смотрел в ее сторону, если мог этого избежать. А если не мог, глаза его оставались настолько пустыми, что она со страхом читала в них безразличие и даже враждебность.

Маргерит входила, подавала блюда и снова уходила, а Азер, который был много веселее обычного, рассказывал о своем плане посвятить целый день рыбалке, – замыслом этим он собирался чуть позже поделиться с Бераром. Они могли бы поехать поездом в Альбер, нанять там двуколку с пони и устроить пикник в одной из деревень неподалеку от Анкра.

Грегуара идея отца воодушевила.

– А можно мне удочку купить? – спросил он. – У Гуго и Эдуара есть свои удочки. А у меня нет.

– Уверена, мы сумеем что-нибудь подыскать для тебя, Грегуар, – сказала Изабель.

– А вы увлекаетесь ловлей рыбы, месье? – спросил Азер.

– В детстве увлекался. Ловил на червя или на кусочек хлеба. Часами просиживал у большого пруда в парке, соседствовавшем с огромным домом, в котором я тогда жил. Приходил туда с деревенскими мальчишками, мы сидели на берегу и в ожидании поклевки рассказывали друг другу всякие истории. Жители деревни верили, что в этом пруду обитает огромный карп. Отец одного из мальчишек видел его и даже едва не поймал – во всяком случае, так он рассказывал. Крупная рыба в пруду определенно водилась, иногда и нам удавалось что-то поймать. Беда в том, что нас вечно гнали оттуда, поскольку это было частное владение.

Изабель слушала его не без некоторого изумления, – Стивен впервые за время пребывания в их доме обратился к ее мужу со столь пространной речью. Если не считать того немногого, что он рассказал ей и Лизетте за обедом, Стивен в первый на ее памяти раз заговорил о себе и о своем детстве. И чем дольше он говорил, тем, казалось, сильнее увлекался своим рассказом. Он не сводил глаз с Азера, и тому приходилось ждать, держа перед собой вилку с кусочком телятины, когда Стивен закончит.

А Стивен продолжал:

– В школе времени на рыбалку у меня уже не оставалось. Да я и не уверен, что мне хватило бы терпения. Думаю, она привлекает только тех мальчишек, которые любят от скуки собираться вместе – это по крайней мере дает им возможность поделиться друг с другом тем новым, что они узнали о мире.