Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

После полудня ему разрешили выйти из здания, посидеть на скамейке, с которой были видны колеблемые ветром деревья. Он ни с кем не разговаривал, не желая произносить ни слова. Посидев немного, Стивен возвратился в палату и услышал от врачей, что в конце недели его выпишут. Он провел в госпитале двадцать дней.

– К вам гость, – сообщила ему как-то утром белокурая сестра.

– Ко мне? – голос Стивена расправился в нем, как кошка, потягивающаяся после долгого сна. Этот ставший уже непривычным звук доставил ему наслаждение. – Уж не король ли пожаловал?

Сестра улыбнулась:

– Нет. Капитан Грей.

– Как вас зовут? – спросил Стивен.

– Сестра Эллеридж.

– А по имени?

– Мэри.

– Я хочу сказать вам кое-что, Мэри. Вы не могли бы подойти ко мне?

Она неохотно склонилась над его койкой. Стивен взял ее за руку:

– Присядьте на секунду.

Сестра неуверенно оглянулась вокруг, но все же присела на краешек койки.

– Что вы хотели сказать?

– Я жив, – ответил Стивен. – Только это я вам сказать и хотел. Вы понимаете? Я жив.

– Ну и молодец, – улыбнулась она. – Это все?

– Да. Это все, – он выпустил ее руку. – Спасибо.

В палату вошел капитан Грей:

– Доброе утро, Рейсфорд.

– Доброе утро, сэр.

– Я слышал, вы уже на ногах. Выйдем наружу?

У стены госпиталя стояли две железные скамьи, с них открывался вид на лужайку, полого сбегавшую к кедру, который рос у большого запущенного пруда. Несколько пациентов осторожно прохаживались по ней, опираясь на палки.

– Похоже, вы быстро пошли на поправку, – произнес Грей. – А мне говорили, что ваше дело конченое.

Он снял фуражку, положил ее на скамью между ними. Волнистые блестящие каштановые волосы капитана еще не тронула седина; усы были опрятно подстрижены. И хотя Стивен был бледен, всклокочен, а в волосах у него уже появились белые пряди, лицо его в отличие от лица Грея еще выглядело молодым. Свет в больших глазах Стивена еще сулил что-то непредсказуемое, тогда как лицо Грея, вполне живое, застыло в неподвижности. Он был человеком, властвовавшим над всеми своими чувствами, и при всей непринужденности манер производил отчетливое впечатление старшего офицера.

Стивен кивнул:

– Как только они справились с заражением, я начал выздоравливать. Раны оказались не такими уж и страшными. Подвижность руки восстановится не до конца, но в остальном все хорошо.

Грей извлек сигарету из лежавшего в нагрудном кармане портсигара, постучал ее кончиком по скамье.

– После выписки вы получите двухнедельный отпуск для поездки домой, – сообщил он. – Затем вас ждет повышение. Я хочу, чтобы вы прошли курсы в Амьене. После этого будете служить в штабе бригады.

– Я не поеду, – ответил Стивен.

– Что? – Грей засмеялся.

– Я не поеду домой и в штабе служить не стану. Только не сейчас.

– А я-то надеялся обрадовать вас, – сказал Грей. – Вы же провели на передовой больше года, верно?

– Именно, – сказал Стивен. – И это был приготовительный год. Я не хочу покидать передовую в такой важный момент.

– Что еще за важный момент? – с подозрением осведомился Грей.

– Все знают, что мы собираемся наступать. Даже врачи и сестры, и те знают. Поэтому они и выгоняют вон тех на прогулки.

Грей поджал губы:

– Может быть, может быть. Но послушайте, Рейсфорд. Вы были хорошим командиром взвода. Пусть ваши бойцы не совершали чудес, но кто из нас способен на чудеса? Вы хорошо поддерживали дисциплину под огнем. Вы заслужили отдых. Никто не посмеет сказать, что вы от чего-то увиливаете. Господи, да еще три недели назад никто и не думал, что вы выживете. Вас положили среди трупов, известно вам это?

Мысль о расставании с солдатами, плечом к плечу с которыми он сражался, пугала Стивена. Войну он ненавидел, но уйти, не узнав, чем она закончится, не мог. В каком-то смысле он обручился с ней: его незначительная судьба оказалась связанной с исходом огромных событий.

– Начнем с того, что никакого дома у меня в Англии нет, – сказал он. – И ехать мне решительно некуда. Что – по Пиккадили-Серкус слоняться? Или отправиться в Корнуолл и засесть в каком-нибудь приморском коттеджике? Я предпочитаю остаться во Франции. Мне здесь нравится.

Грей, улыбаясь, смотрел на него со снисходительным любопытством.

– Продолжайте. А повышение? Вы и его не желаете? Потому что тогда мне придется повысить вместо вас Харрисона.

Улыбнулся и Стивен:

– Пусть даже так, сэр. Думаю, возможность получить новый чин мне еще представится. Вряд ли бойня завершится в ближайшие дни.

– Скорее всего не завершится, – согласился Грей. – Но послушайте, Рейсфорд, то, о чем я говорил, содержится в приказе, полученном мной сверху. Поэтому руки у меня связаны.

– Вы можете побеседовать с вашим начальством.

– С полковником Барклаем? – Грей покачал головой. – Вряд ли. Он живет по уставу. Который, сдается мне, сам же и сочинил.

Стивен одобрительно хмыкнул. Столь неортодоксальная мысль, высказанная Греем, явно пришлась тому по вкусу – при всей его офицерской подтянутости и приверженности неукоснительному следованию воинскому долгу.

Они посидели немного в молчании. К боковой двери госпиталя подъехал грузовик с лежавшими на носилках ранеными, двое санитаров вышли помочь в разгрузке. Некоторые из новоприбывших были обречены; носилки с солдатами, которым не суждено было вернуться в строй, санитары опускали на землю и оставляли напоследок. Этот обычай санитаров, подумал Стивен, словно в зеркале отражает неизбежно сбывающиеся предчувствия каждого из тех, кто, лежа в воронке, ждет их прихода, наблюдая, как воспаляются его раны.

– Вам известно, куда нас перебросят? – спросил он.

– Да, – ответил Грей. – Правда, по-хорошему я пока не имею права вам этого говорить.

Стивен промолчал, только слегка развел руками.

– В Альбер, – сказал Грей. – Там мы получим окончательные указания. Штаб бригады будет стоять в деревне Ошонвиллье. Так, полагаю, произнесли бы это название вы. У полковника получается что-то вроде «Океанских вилл».

– Я знаю ее! – взволнованно сообщил Стивен. – Деревня у реки Анкр. И места те я знаю. И французским владею. Я был бы там…

– Незаменимым, – усмехнулся Грей.

– Точно.

– Расскажите-ка мне о них.

– Приятная сельская местность. Не равнинная, скорее холмистая. На Анкре хорошая рыбалка, – я, впрочем, ничего там не поймал. Открытые поля, местами большие леса и рощи. Много обработанной земли – сеют пшеницу, выращивают овощи. Очень много сахарной свеклы, по-моему. Деревни скучноваты. От Альбера протянута железнодорожная ветка в Бокур. Есть одна очень милая деревня, Бомон-Амель.

– Скорее всего от нее мало что осталось. Теперь там немецкий укрепрайон. Что еще?