Себастьян Фолкс - И пели птицы… [litres]

– Вы собираетесь молиться сейчас, здесь?

Лицо Уира находилось так близко, что Стивен слышал в его дыхании запах спиртного.

– Я ни одной молитвы не знаю, – сказал Уир. – А вы?

– Что-нибудь придумать могу.

Канарейка коротко щебетнула. Стивена скрючило от страха. Слова сами сходили с его губ:

– В руки твои, о Господи, предаем мы души двух этих солдат. Пусть земля будет им пухом. И пусть смерть их не будет напрасной. Во имя Иисуса Христа. Аминь.

– Давайте возвращаться, – сказал Уир. – Лучше, если вы пропустите меня вперед. Попробую протиснуться мимо вас. Отползите немного назад и прижмитесь к стене.

Стивен распластался по земле, постаравшись освободить Уиру как можно больше места. Тот прижался к нему, и острый конец кирки, которую он волок за собой, зацепился за потолок туннеля. С него упал ком глины, а следом еще один, куда более крупный, рухнул Уиру на правую руку. Уир закричал, и Стивен, испугавшись, что сейчас все обрушится, инстинктивно подтянул свое тело туда, где туннель чуть расширялся. Уир простонал, обливаясь потом:

– Мне сломало руку. Вытащите меня. Скорее, пока нас не завалило.

Стивен возвратился к нему, начал кусок за куском снимать с его тела обвалившуюся землю, отпихивая их за себя, в сторону выхода из туннеля. Уир стонал от боли.

– Шевелитесь, шевелитесь. Нужно выбираться отсюда.

Стивен, скрипнув зубами, ответил:

– Делаю, что могу. Стараюсь не причинять вам боль.

Он лежал на Уире, головой к его ногам, счищая землю с пострадавшей руки. Потом Стивену пришлось, извиваясь, сползти с него, вдавив своим весом лицо Уира в пол. Кончилось тем, что они оказались лежащими лоб в лоб, ноги Уира смотрели в глухую стену, ноги Стивена – к выходу. Уир выплевывал набившуюся ему в рот глину.

– Ну как, справитесь? – спросил Стивен.

– Рука сломана. Может, и ребро тоже. Здоровая рука мне понадобится, чтобы ползти. Птицу возьмете вы.

Стивен протянул руку к клетке. Упавшая земля разломала хлипкий деревянный каркас – клетка была пуста.

– Улетела, – сказал он. – Поползли.

– Проклятье, – сказал Уир. – Птицу здесь оставлять нельзя. Мы обязаны найти ее и поднять наверх. Иначе боши увидят ее и поймут, что мы…

– Ради Христа, они же и так знают, что здесь проходит туннель. Потому его и взорвали.

Уир сплюнул. Ему было очень больно.

– Оставлять в туннеле птицу недопустимо ни при каких обстоятельствах. Никогда. Таков устав. Меня отдадут под трибунал. Найдите ее.

Стивен снова переполз через распростертое тело Уира. Осматривая темную глину в слабом свете головного фонаря, он чувствовал, что того и гляди расплачется. И вот, чуть слева от дыры, образовавшейся в пробитой стене, блеснуло желтое пятнышко. Стивен медленно потянулся к нему рукой.

Ему казалось, что сердце его молотит прямо по полу туннеля; пот пропитал одежду, заливал глаза. Открытая ладонь Стивена постепенно приближалась во мраке к птице. Пожалуйста, Боже, бормотал он, пожалуйста, пожалуйста… Когда от его пальцев до птицы осталось дюймов шесть, он всем телом метнулся к ней. Канарейка вспорхнула и пронеслась мимо Стивена, крылья мазнули его по руке. Он взвизгнул. Все его тело пробила судорога, ступни лягнули Уира по бедрам.

– Господи! Да что с вами! Вы же сами туннель обвалите.

Стивен лежал ничком, закрыв глаза, и тяжело дышал.

– Лежите тихо, – сказал Уир. – Ради бога, лежите тихо. Она рядом со мной.

Стивен и лежал, не шевелясь, не говоря ни слова. Не шевелился и Уир. Стивен слышал, как он тихо посвистывает, стараясь не то успокоить перепуганную пичугу, не то заманить ее в свою ладонь. Стивен смотрел в глухую стену. Тело Уира преграждало путь к свету.

Потом Уир резко дернулся.

– Поймал, – сказал он. – Она у меня в руке.

– Хорошо. Поползли. Вы впереди, я сзади.

– У меня только одна рука. Я не могу нести птицу.

– Тогда убейте ее. Это всего-навсего канарейка. Давайте. Мне нужно развернуться. Тело затекает. Пора выбираться наверх.

Наступило молчание. Уир лежал без движения. И наконец, сказал:

– Я не смогу убить ее. Не смогу.

Стивен ощутил странную тяжесть в желудке.

– Вы должны, – негромко произнес он. Во рту у него пересохло.

Снова молчание. Затем:

– Я не могу, Рейсфорд. Не могу. Это все лишь крошечная птаха. Она ничего плохого не сделала.

Стивен, стараясь держать себя в руках, потребовал:

– Ради всего святого, убейте ее. Просто стиснете в кулаке. Откусите ей голову. Все что угодно.

– Сделайте это сами.

– Нет! Слишком рискованно передавать ее мне. Она может вырваться.

Уир перевернулся на спину, протянул к Стивену левый кулак. Между большим и указательным пальцами торчала головка птицы.

– Вот, – сказал Уир. – Я буду держать ее, а вы достаньте нож и перережьте ей горло.

Глаза Уира впивались в лицо Стивена. Стивен сунул руку в карман, достал и раскрыл нож, приподнялся, потянулся к коленям Уира. Тот тоже напрягся, приподнимаясь, чтобы встретиться глазами со Стивеном, просунувшим голову между его голеней. Двое мужчин смотрели друг на друга поверх разделявшей их крошечной желтой головки. Стивен думал о шеренгах солдат, шедших под орудийный огонь; о криках, наполнявших сумеречный воздух Тьепваля. Уир твердо смотрел на него. Стивен вернул нож в карман, попытался сдержать слезы. Уир может выпустить птицу. Птица может коснуться его.

– Я возьму ее, – сказал он.

– Чтобы откапываться и ползти, нужны две руки, – сказал Уир.

– Знаю.

Он соорудил из носового платка люльку для канарейки – связал три уголка, оставив четвертый свободным.

– Так. Суньте птицу сюда, я ее увяжу.

Стиснув изо всех сил зубы, он протянул обе руки к Уиру, и тот выпустил птичку в носовой платок. Стивен дернулся всем телом, когда крылья забили по его ладоням. И тем не менее сумел непослушными пальцами подтянуть четвертый угол платка к трем другим и завязать его. А затем, взяв узелок в зубы, переполз через тело Уира.

Началось медленное возвращение, Стивен отталкивал осыпавшуюся землю к стенам туннеля, расширяя его там, где это было возможно. Уир полз, помогая себе левой рукой.

Продираясь сквозь тесную тьму, Стивен чувствовал, как болтается у него под подбородком пернатый груз. Временами птица билась, пытаясь вырваться, временами замирала от страха. А перед мысленным взором Стивена вставали то очертания ее расправленных крыльев, то беспокойно вертящаяся голова, то безжалостные черные глаза. Напрасно он пытался заслонить сознание от этих видений, думать о чем-то другом. Казалось, мозг его отгородился от всего, оставив себе лишь одну картину: ископаемые останки птицы, отпечаток птеродактиля в известняке, длинный жестокий клюв с доисторическим крюком на конце, раскрытый веер скелета, его ничтожная ширина и огромная длина и в особенности изнанка ломких крыльев с их жесткими перьями, одним концом омываемыми птичьей кровью, а вторым дельтообразно соединяющимися с другими, чтобы хлопать и бить его по лицу, пока неистовая тварь, обуянная праведным гневом, не выдерет ему огромным клювом глаза.