Патрик Гейл - Место, названное зимой

Гарри никогда не снились кошмары и даже вообще запоминающиеся сны, хотя примерно около года после смерти матери он часто плакал от страха, что, погрузившись в забытье, умрёт, и от неумолимой боли утраты. Но в период надвигавшегося пубертата, когда пугающие, но неопределённые слова священника в Харроу и похабные шуточки мальчишек постарше начали наконец обретать смысл, он видел один и тот же сон так ярко и подробно, что он начал напоминать скорее воспоминание, чем игру спящего ума. Он стоял в классе или гимнастическом зале, слушая наставления того или иного учителя, когда внезапно без предупреждения появлялся мужчина в красивой униформе и приносил письмо. Отступая перед авторитетом человека намного более значимого, учитель открывал письмо и читал, а потом они с посетителем шли по классу. Другие мальчики отступали назад, словно понимая, что ищут не их, но Гарри не двигался с места, ожидая, зная по опыту, чем закончится этот много раз увиденный сон. Когда человек в униформе подходил ближе, Гарри понимал, что он неописуемо красив, как принц из старой легенды или молодой лорд Китченер [15] Горацио Герберт Китченер (1850–1916) – британский военный деятель. , но также неописуемо опасен и способен убить одним взмахом затянутой в перчатку руки. Мальчики расступались, как волны пугающего моря, и он оставался один. Однако море было не только пугающим – Гарри всё-таки хотел быть найденным.

Миг, когда он просыпался, был неизменно один и тот же: учитель указывал на него пальцем, и глаза мужчины в униформе пристально смотрели ему прямо в глаза, так волнующе, что сердце пропускало удары.

Следующий день прошёл в суете сборов. Гарри, Винни, Филлис и нянечка отправлялись в Честер, на крестины первенца Джека и Джорджи.

Джек, как всегда, подействовал на Гарри, как Северный полюс на стрелку. Его простое счастье, его удовольствие от семейной жизни с Джорджи, от отцовства, от игры в лошадку с маленькой Филлис, которую он радостно катал на спине, ещё больше подчеркнули неловкость Гарри, ощущение близости к краю. На протяжении всей поездки с её радостными хлопотами, рассказов о том, какие изменения к лучшему произошли в доме и на работе, церемонии крещения и праздничного обеда после неё, прогулки вокруг стен старого города, целого дня, проведённого на скачках, и замечательного утреннего катания верхом на конеферме неподалёку от Таттенхолла, где Джек принял роды у кобылы, в голове Гарри звучал голос, не говоривший ничего ни о семье, ни о радостях жизни.

В поезде, во время долгого пути домой, он пытался заглушить этот голос, заговорив с Винни, но она была занята своими мыслями, погрустнев из-за разлуки со своей любимицей Джорджи, и вскоре свела разговор на нет, чтобы можно было читать роман или печально смотреть в окно купе.

– Мы всегда можем переехать, и ты это знаешь, – сказал он. – Снять дом в Честере. Джек уверяет, что плата за проживание там гораздо ниже. Тогда ты сможешь видеться с Джорджи каждую неделю, а не дважды в год.

– Хорошая мысль, – ответила она устало, – но мама и слышать об этом не хочет. Боюсь, она слишком от нас зависит. Мальчики или суровы с ней, или издеваются, а от девочек одно только беспокойство. – Когда он не ответил, она погладила его по руке и добавила: – Но это очень милое предложение с твоей стороны, – а потом продолжила читать «Ожерелье королевы» [16] Роман Дюма. , оставив его в тщетных попытках заняться Киплингом, чтобы отвлечься от мыслей, от которых он предпочёл бы избавиться.

В первый день после возвращения домой Гарри заметил, что постоянно дрожит, вероятно, оттого что слишком промок во время катания верхом с Джеком, поэтому после обеда он отправился на Джермин-стрит, надеясь, что турецкая баня немного прогреет его кости. Но, уже идя по этой улице, он внезапно осознал, что прошёл мимо бань и теперь направляется к подъезду, расположенному между фасадами двух магазинов. Найдя в кармане брюк визитную карточку мистера Браунинга утром после возвращения из Гайети-театра, он сжёг её в камине, но, прежде чем он это сделал, адрес, от руки написанный на её обороте, врезался ему в память.

Это квартира, подумал он. Здесь много каморок для холостяков. На протяжении десяти минут он увидел трёх женщин, входивших или выходивших в дверь, ведущую явно не в магазины. Он несколько раз слышал, что поблизости не живёт ни одна леди. Ему доводилось видеть хорошо одетых женщин, покупавших сыр в Пакстоне или Уайтфильде, мыло и подобные предметы обихода – в Флорисе, но, может быть, в это время они улыбались, стараясь отдышаться, прежде чем вернуться к сравнительному благонравию Пикадилли.

Возле двери дома мистера Браунинга не было ни молоточка, ни звонка, а сама дверь явно нуждалась в покраске и подпиралась стойкой для зонтов. В темноте коридора вырисовывались очертания видавшего виды столика, на котором можно было оставить письмо. Вероятно, молоточки или звонки были у дверей квартир. Но что, если их не было и Гарри просто вломится в дом Гектора Браунинга или, что ещё хуже, перепутав адрес, в дом возмущённого незнакомца?

Стоя на другой стороне улицы, он всматривался в лица женщин, проходивших мимо. Иногда встречались, судя по простым платьям и дешёвым шляпкам, горничные или кухарки, но были и те, понять сущность которых было сложнее. Хорошенькие. Спокойные. Элегантные. В меру смелые. Невинны они или распутны?

Конечно, в самой природе благонравия – не выдавать и не показывать ничего, кроме него. Все признаки были незаметны: маленький бугорок на месте обручального кольца; прядь, выбившаяся из-под безукоризненного шиньона; может быть, разошедшийся шов, выдающий жестокий порыв недавней страсти. А что выдаёт мужчин? Должно быть, лихорадочный румянец на щеках. Следы ногтей на спине. Может быть, лишь запах моря, порой исходивший от посетителей бани, запах, в котором что-то примешивалось к привычному аромату немытого мужского тела.

Мистер Браунинг стоял в дверном проёме. Он оказался ниже ростом и в то же время красивее, чем запомнилось Гарри. На нём не было ни пиджака, ни воротничка, манжеты аккуратно подвёрнуты; он стоял, наслаждаясь сигаретой и солнцем, с интересом разглядывая Гарри. Он словно не видел движения толпы, и его внимание неким образом перекрыло её поток и для Гарри, который, не глядя, перешёл улицу, чем вызвал ругательство извозчика.

– Мистер Зоунт! Какой приятный сюрприз, – мистер Браунинг протянул ему руку.

– Я сомневался, что запомнил адрес, – хотел сказать Гарри и вновь запнулся на первой «с». Мистер Браунинг не содрогнулся, не отвёл взгляд, не закончил предложение за него, как делали многие, а лишь продолжал наблюдать с интересом.