Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки

Заметно похолодало. И, право, не знаю, то ли у меня голова озябла, то ли мне не хотелось разгуливать без головного убора в присутствии незнакомца, но я надел свою старую капитанку. Потом вскипятил кофе, сел на заднюю приступку Росинанта и стал с величайшим интересом поглядывать по сторонам — куда угодно, только не на моего соседа, а он подмел свой прицеп и плеснул мыльную воду из таза, подчеркнуто не замечая меня. Внимание Чарли было приковано к прицепу, откуда доносилось то рычанье, то тявканье.

Всем нам, видимо, дана способность одинаково ощущать время, когда дело касается требований этикета, ибо лишь только я решил заговорить с соседом и, собственно, почти встал с намерением двинуться к нему, как он сам ко мне направился. Ему, должно быть, тоже показалось, что период выжидания пора кончать. Походка у него была странная, что-то она мне напоминала, только я не мог понять, что именно. Обветшалое величие чувствовалось в облике этого человека. В рыцарские времена таким мог быть нищий, который потом оказывается королевским сыном. Когда незнакомец подошел поближе, я поднялся с моего железного крылечка и шагнул ему навстречу.

Он не помахал передо мной шляпой с перьями, но у меня осталось впечатление, что это было бы вполне в его духе, равно как и отдание воинской чести по всей форме.

— Приветствую вас, — сказал он. — Я вижу, и вам не чужды котурны?

Я, вероятно, раскрыл рот от неожиданности. Давненько мне не приходилось слышать это выражение.

— Да нет… нет.

Настала его очередь удивляться.

— Нет? Но, друг мой любезный, как же вы так сразу догадались, о чем вас спрашивают?

— Да, признаться, имел кое-какое отношение.

— Ага! Имели все-таки? Понятно. Мир кулис? Помощник режиссера, постановщик?

— Неудачник, — сказал я. — Не хотите ли чашку кофе?

— С восторгом.

Он не переставал играть. Как раз это мне и нравится в актерах — они редко выходят из роли.

Мой гость скользнул на диванчик за столом с такой грацией, какой мне не удалось достигнуть за все мое путешествие. Я подал две пластмассовые кружки и два таких же стакана, налил нам обоим кофе и поставил в пределах досягаемости бутылку виски. Мне показалось, что глаза у моего гостя затуманились, впрочем, не ручаюсь, может быть, это я сам пустил слезу.

— Неудачи, — сказал он. — Тот из нас не лицедей, кто не испытал их.

— Разрешите налить?

— Да, прошу. Нет, нет, воды не требуется.

Он освежил рот черным кофе и стал деликатно дегустировать виски, обегая глазами мое жилье.

— Хорошо у вас здесь, очень хорошо.

— Скажите мне, пожалуйста, почему вы решили, что я причастен к театру?

Он ответил на это сухим смешком:

— Проще простого, Ватсон. Я, знаете ли, играл в этой пьесе. Обе роли — Шерлока Холмса тоже. Так вот, сначала мне попался на глаза ваш пудель, а потом ваша борода. А когда я подошел поближе, то увидел, что на вас морская фуражка с британским гербом.

— И поэтому вы сразу заговорили с английским акцентом?

— Может быть, старина. Вполне может быть. У меня это как-то само собой получается. Иной раз даже не замечаешь.

Теперь, поданный крупным планом, он уже не казался мне молодым. В движениях — сама юность, а судя по коже лица и уголкам губ — пожилой, чтобы не сказать больше. И глаза — большая, темно-каряя радужка в оправе чуть тронутого желтизной белка — подтверждали мою догадку.

— Ваше здоровье! — сказал я.

Мы опорожнили наши пластмассовые стаканы, запили виски черным кофе, и я снова налил ему и себе.

— Если я не касаюсь чего-то слишком личного или тягостного для вас, скажите, что вы делали в театре? — спросил он.

— Написал несколько пьес.

— Они шли?

— Да. И провалились.

— Может быть, ваше имя мне знакомо?

— Вряд ли. Меня никто не знал.

Он вздохнул.

— Да, нелегкое у нас ремесло. Но если уж вас подцепит, так это надолго. Я еще у деда клюнул на эту удочку, а отец и вовсе меня подцепил.

— Они были актеры?

— Да. И мать, и бабушка.

— Ого! Вот это я понимаю! Семейное предприятие! А сейчас вы… — Я не сразу вспомнил, как это говорилось раньше. — Сейчас вы на отдыхе?

— Отнюдь нет. Играю.

— Бог ты мой! Да где, что играете?

— Везде, где только залучу к себе зрителей. В школах, в церквах, в клубах. Я несу людям культуру, устраиваю вечера чтения. Вы, наверно, слышите, как мой партнер там жалуется? Он у меня молодец. Помесь эрделя с койотом. Когда в ударе, так все аплодисменты достаются ему.

Этот человек определенно начинал мне нравиться.

— Вот не подозревал, что у нас еще существуют такие зрелища!

— Не везде и не всегда.

— И давно вы этим занимаетесь?

— До трех лет не хватает двух месяцев.

— И разъезжаете по всей стране?

— Да, и играю всюду, «где двое или трое собрались во имя мое». Я год сидел без работы — обивал пороги театральных агентств, слонялся от антрепренера к антрепренеру и жил на пособие. Заняться чем-нибудь другим? У меня такой проблемы не возникает. Это все, что я умею, все, что я когда-нибудь умел. Много лет назад группа актеров поселилась на острове Нантакет. Мой отец тоже купил там хороший участок и построил деревянный домишко. А я и участок и дом продал, купил вот этот свой выезд и с тех пор разъезжаю и очень доволен такой жизнью. Вряд ли мне захочется опять тянуть лямку в каком-нибудь театришке. Конечно, если бы дали роль… Да господи! Кто меня помнит, чтобы роли мне давать — хоть самые маленькие!

— Да, верно.

— Что и говорить, нелегкое у нас ремесло.

— Не сочтите мое любопытство назойливым, даже если это так и есть, но мне интересно, как вы организуете свои выступления? Как это все происходит? Как к вам относятся люди?

— Прекрасно относятся. Как я организую выступления? Да сам не знаю. Иногда приходится даже снимать зал и расклеивать афиши. А то бывает достаточно одного разговора с директором школы.

— Но ведь люди боятся цыган, бродяг и актеров.

— Да, сначала, пожалуй, побаиваются. Принимают меня за чудака, впрочем, безобидного. Но я человек порядочный, за билеты дорого не прошу, и мало-помалу самый материал берет их за живое. Видите ли, в чем дело, — я отношусь к своему материалу с большим уважением. И это решает все. Я не шарлатан, я актер — плохой ли, хороший, но актер.

Он раскраснелся от виски и горячности, с которой говорил, а может быть, и от того, что привелось побеседовать с человеком, в какой-то мере причастным к такого рода делам. Теперь я налил его стакан полнее, и мне было приятно смотреть, с каким удовольствием он пьет. Он сделал глоток и вздохнул.

— Не часто случается такое вкушать. Надеюсь, у вас не создалось впечатления, что я загребаю деньги лопатой? Иной раз приходится довольно туго.

— Рассказывайте дальше.

— На чем я остановился?