Анатолий Баранов - Голубые дьяволы

— Так ты, выходит, со страху два танка уничтожила? — усмехнулся Хрукало, показывая рукой на столб изжелта–черного дыма. — А я думал, в кабине какой–нибудь Чкалов сидит, до того у тебя ловко получалось: кок! — есть, кок! — есть. Чем это ты их? Наверно, секретное оружие?

— Куда уж секретней… Бутылки с самовоспламеняющейся смесью, — девушка шевельнула в слабой усмешке распухшими от слез губами. Но тут же вновь помрачнела: — На чем я теперь летать буду?

— Новый дадут, — подбодрил ее Хрукало, вставая на ноли и оглядывая окрестности. — Тебя хоть как зовут?

— Верой.

Хрукало даже рот разинул от такой неожиданности: тоже — Вера и тоже совсем еще девчонка, хоть и без косичек на голове. Никогда б не подумал, что девчата бывают такие смелые.

Парамонов прикрепил к пулемету последний диск. «Успеют или не успеют отойти минометчики?» — думал он, ловя в прицел изгибающуюся на ходу цепь фашистских автоматчиков.

— Нате, жрите! — надавил со злостью на спусковой крючок «Дегтярева», испытывая необъяснимое торжество при виде опрокидываемых пулеметными очередями бегущих людей. И откуда у него такое? Ведь до войны он не мог даже курице отрубить голову. И из пулемета раньше не стрелял, и не знал его устройства. Впервые он встал к пулемету в одну из особенно яростных атак врага лишь сутки назад, когда был убит пулеметчик. «Молодец!» — похвалил его командир роты в перерыве между боями и показал ему, как меняется на пулемете диск с патронами.

— …Когда я на почте служил ямщиком, — яростно запел Парамонов под аккомпанемент пулемета, нисколько не заботясь о том, что его самого могут убить. В промежутки между очередями он слышал картавые немецкие голоса не только перед амбразурой, но и за пологом, закрывающим вход в блиндаж. Ясно: немцы окружили курган и вот–вот ворвутся сюда. А патронов в диске все меньше. Еще одна очередь — и пулемет умолк. Все. Остается одна граната. Для тех, кто первыми ворвется в блиндаж, и для себя…

Парамонов крутнул ручку гранаты, устанавливая ее на боевой взвод. Это движение напомнило ему по ассоциации о ручке на телефонном аппарате. Ни на что не надеясь, он — склонился над ним и левой рукой крутнул ручку.

— «Кипарис» слушает, — донесся из трубки знакомый девичий голос.

Парамонова даже в жар бросило от такой удачи. Больше суток не было связи и вдруг — вот она, в самый критический момент.

— Дуся! — закричал он в трубку, не отрывая взгляда от занавешенной одеялом двери в блиндаже. — Слышишь меня? Я — Парамонов. Передай артиллеристам, пусть немедленно накроют курган Абазу всеми орудиями! Слышишь? Немедленно! Что? Некогда объяснять, немцы лезут! Прощай!

Парамонов бросил трубку, подскочил к одеялу, отдернул его:

— Нет, мы еще повоюем с вами, фашистские крысы!

Он метнул в бегущих по ходу сообщения немцев гранату и выхватил из ножен десантный нож, не зря же его учили в Андреевской долине, как им при случае пользоваться.

Левицкий вышел из политотдела, который вместе со штабом бригады перебазировался из Вознесенской в район Малгобека, и направился к Чеченской балке, где должно сегодня состояться партийное собрание.

— Гляди–ка, братцы, повезло парню! — услышал он удивленный возглас.

Левицкий остановился, посмотрел на сгрудившихся возле повозки бойцов. Один из них держал в руках газету. «Красная Звезда», — прочитал Левицкий знакомое название. Он подошел поближе, прислушался.

— Надо же, из винтовки самолет сшиб! — с нескрываемой завистью продолжал владелец газеты, тыча в нее пальцем. — Не иначе, орден отхватит, а то и отпуск. Вишь, стоит гоголем и самолет рядом, должно, «юнкерс».

— Кому какое счастье! — вздохнул кто–то из бойцов. — А я давече стрелял, стрелял по «лаптежнику», только зря патроны потратил — он летит и летит, стерва. Сказано: «Не родись красивым…»

— А в Вознесенке, помните, наш «як» разбился, так одному бойцу ноли оторвало лопастью…

У Левицкого невольно закололо вдоль позвоночника от этого воспоминания. Он сам видел, как оторвавшейся лопастью воздушного винта ударило бойца, который в это время сидел под навесиком и писал письмо. «Здравствуйте, дорогие мои, сообщаю, что я жив и здоров…» — было написано в тетрадном листке.

— Хороший истребитель «як», — оказал владелец газеты, пробегая ее глазами сверху донизу. — Вот и здесь про него написано: «як» в воздушных боях с немцами». А кто лее автор? Ага: Герой Советского Союза майор Клещев.

— Гарна машина, да тильки дэ вона? Шось я цих «якыв» не дюже бачу, — усмехнулся, заглядывая в газету, пожилой украинец с рукой на перевязи. — Ты лучше почитай мени, хлопец, вот туточки, пид цим героем, шо самолет из ружжа сбыв, шо там за гвардейцы такы?

— Пожалуйста, папаша, с превеликим удовольствием, — усмехнулся владелец газеты, от которой уже успел пустить изрядный кусок на раскур, и стал читать вслух: — «Стойкая оборона гвардейцев» (От специального корреспондента «Красной Звезды»), «На тихий северокавказский городок шли немцы — колонна танков и до двух полков мотопехоты…» Постой, — прервал он сам себя и оглядел товарищей расширенными глазами. — Да это, похоже, в Моздоке.

— А ты читай дальше, — прикрикнули на него.

— «…Городок защищал батальон гвардейцев».

— Наш, 3‑й… — неуверенно, словно боясь ошибиться, выдохнули из толпы слушателей.

— Помолчи, — опять прикрикнули.

— «…под командованием гвардии капитана Коваленко», — продолжал чтец.

— Ну, конечно же, это про нас! — загудели восторженно бойцы.

— А про Рыковского есть?

Чтец пробежал глазами по статье:

— Есть. И про Фельдмана, и про бронебойщиков. Вот слушайте: — «В городке разгорался бой с прорвавшимися танками. Вот вспыхнули подожженные бронебойщиками две головные машины, третью подбил гранатой из–за забора комиссар Фельдман».

— Трошки не так, як було, но все равно добре написано, — разгладил усы боец–украинец. — Тильки дуже жалко, шо Фельдмана немае тут, увезлы его ще вчера в Синий Камень.

— Ну и что? В госпитале почитает.

— Гарно будэ, колы тамочки не найдется ось такого дурня, — ткнул украинец рукой во владельца газеты, — шо сперва газету на закрутки рвет, а потом вже читае.

Все рассмеялись.

«Без шутки и на войне ни шагу», — подумал Левицкий, намереваясь идти дальше, но его удержал на месте очень уж знакомый голос:

— Можно подумать, что в Моздоке только и воевала ваша рота. Да попади этот корреспондент к нам на бронепоезд, он бы о вас и упомянуть постеснялся. Ведь мы уничтожали немецкие танки пачками, а не по одному, как вы.

Левицкий вгляделся в лицо говорящего: перед ним стоял тот самый веснушчатый крепыш в синем комбинезоне с маузером на боку, что закуривал у него на том берегу Терека у переправы. Голова у него по–прежнему забинтована, только бинт на ней чистый.