Юрий Куранов - Пир на заре

Это — в традиции русской литературы. И Тургенев и Бунин любили к месту вспомнить предшественников в соседних искусствах, выказывая тем самым уважение к уму и воображению читателя, а вместе с тем развивая в нем умение видеть внутренние связи внешне далеких явлений. К тому же творчество писателя, развиваясь, усложняется, и он словно исподволь готовит читателей к этому усложнению. Я тут имею в виду не нарочитую запутанность сочинения — настоящий писатель всегда ищет прежде всего простоты и доступности, — а то, что связи внутри природы и человеческих отношений делаются со временем сложнее, и писатель, пробуя соответственно выразить время, видит недостаточность прежних выразительных средств.

Между первыми и последними миниатюрами книги лежит половина жизни художника. За это время было много разного, но никогда писатель не брал в руки пера с неготовой, затемненной душой. Поэтому все здесь полно покоя и света, здорового любования жизнью, всеми ее проявлениями, как бы внешне незначительны они ни были. Это старый завет совестливой и доброжелательной русской культуры, утверждавшей устами Пришвина, что «сомнения, неудачи, несчастья, уродства — всё это переносится лично, скрывается и отмирает. А… находки, удачи, победы, красота, рождение человека — это все сбегается, как ручьи, и образует силу жизнеутверждения».

Каждому прохожему, каждой птице и ветке, утру и ночи, ветру и снегу, звездам и травам писатель весело говорит: «Здравствуйте и пойте!» — и верит, что эти привет и любовь поселятся в каждом читательском сердце.

Валентин Курбатов

Земля велика, но ходить по ней хочется осторожно: ведь никто не знает, какие стрелы какой новой жизни готовятся пробиться там, куда ты готовишься ступить.

Разве не этому научил меня сегодняшний дождь?

Я лежал в лесу на нежной моховой подстилке, положив затылок на мягкую, рыхлую землю между жилистыми корнями старого пня.

Внезапно в лесу почернело, ударил резкий ветер, налетела туча. Она сильно хлестнула по осинам и елям тяжелыми теплыми каплями. Я вскочил и бросился под широкую, густо обвешанную молодыми шишками ель.

Ливень хлынул во всю силу и заполнил лес белесоватой струистой мглой. С небольшими перерывами он продолжался два часа. Под елью стало влажно, как в хорошей русской бане.

Когда гром умолк и солнце широко пробило унизанную каплями хвою, я поверил, что гроза ушла, и выбрался из-под укрытия. Первое, что меня поразило, — это маленькое углубленьице на земле от моего затылка. Оно дружно горело полдюжиной крошечных новорожденных подосинников, которые здесь называют красноголовками.

Начало июня приходит просторными ветреными днями. Это случается после длительных майских дождей. Низкие тучи ушли, солнце просушило землю, но высокие перистые облака дымчато раскинуты по небу неделю-вторую, и становится уже непонятно: остатки ли это прошлой непогоды, или близится новое ненастье.

Рассеянный свет солнца одевает крыши, травы, леса, и все приобретает какой-то прозрачный оттенок, словно выцветший за лето платок. Тени уже не похожи на тени, лица делаются удивительно светлыми, как бы сияющими изнутри. Кажется, что именно в такой день появился на свет каждый из этих светловолосых людей, с глазами не то голубыми, не то серыми и с улыбками, больше похожими на выражение мечтательности.

Теперь нет в природе яркого чистого цвета. Бревна, ромашки, излучины рек состоят из неразличимого множества оттенков и полусветов, каждый из которых не существует сам по себе, а живет только в соседстве с другими.

В окнах не видно стекла, и похоже, что ветер идет прямо с улицы в избу, и в каждом уголке сеновала или горницы стоит прохлада.

Девушки сидят на поляне и плетут венки из одуванчиков. Одуванчики в их пальцах сотканы из воздуха, и сами девушки, в косынках и белых сарафанах, тоже возникли мгновение назад из этого блеклого солнечного свечения.

Милой сердечной добротой веет от таких полдней, когда люди не поют песен, на реку не бегут купаться, а как бы застыли в задумчивом замирании. Вся жизнь на многие годы вперед кажется ясной, простой и светлой. Люди доверчивы, они легки на обещания и своих обещаний не забывают.

Ветер не стихает, чердак шумит, как живой стремительный парус. И работать в такие дни прохладно и споро. Под этим ветреным полднем все кажется временным, как бы на мгновение оцепеневшим от быстрого полета куда-то в счастливый внимательный ветер.

Во дворе выкопали колодец. Возле колодца поселилась лягушка. Она целыми днями сидела в тени колодезного сруба, а когда кто-нибудь приходил, прыгала в сторону под старое ведро.

Однажды Митек направился к колодцу за водой и заметил, что кто-то прыгнул к ведру. Митек сначала испугался, но потом взял кирпич и стал подкрадываться к ведру. Он подкрался, опрокинул ведро ногой и увидел на земле лягушку. Бежать лягушке было некуда, она припала к земле и, не мигая, уставилась на Митька большими печальными глазами.

Митек опустил руку с кирпичом. Ему вдруг вспомнилась одна сказка. В сказке говорилось о том, как Иван-царевич спас молодую царевну, которую злой Кащей превратил в лягушку. Митек потоптался на месте и тихо сказал:

— Не бойся.

Постоял немного и спросил:

— Ты царевна?

Лягушка все так же смотрела на него черными круглыми глазами и быстро задвигала белесоватым мешочком ниже подбородка, словно силилась что-то сказать.

— А ты когда расколдуешься? — спросил Митек.

Лягушка опять задвигала белесоватым мешочком.

— Ладно, молчи, — сказал Митек. — Вот я подрасту, тогда мне все и расскажешь. А сейчас пока живи у колодца или вон под крыльцом.

Митек бросил кирпич, накачал из колодца воды, обернулся, чтобы идти домой, и замер. На том самом месте, где сидела лягушка, стояла перед ним девочка. Она была чуть пониже Митька, беленькая, остроносая, в коротеньком красном платье и с ведерком в руке. Митек быстро оглядел вокруг девочки землю, лягушки не было.

— Ты что, уже расколдовалась? — спросил Митек.

— Когда? — удивилась девочка.

— Когда? Сейчас.

— Нет, я только переоделась с дороги.

— Ничего себе переоделась, — протянул Митек. — Чего же нам теперь делать?

— Ничего, дай мне воды набрать, — ответила девочка.

Митек отошел в сторону и спросил:

— А какая ты царевна?

— Не знаю, — ответила девочка.

Читать дальше