Андрей Дугинец - Боевое задание

Отступив за дверь, хозяйка взяла где-то фонарь «летучая мышь», зажгла его и первой направилась в чулан.

Выхватив фонарь из руки хозяйки, Саша шагнул в глубь душного чулана и увидел связанную по рукам и ногам девушку, рот которой был завязан широким ремнем.

— Вот почему она молчала! — закричал Реутов и теперь уже без сожаления толкнул хозяйку в угол чулана. Расстегнул туго затянутый на затылке девушки ремень и тут же нацепил его на рот хозяйки, затянув до предела.

— Теперь ты, проклятая фашистка, узнай, каково в этой вонючей узде! — бросил он и, размотав сыромятные ремни на руках и ногах пленницы, связал ими Хрячиху.

Но, повернувшись к девушке, увидел, что та даже не встала. Свесив руки и ноги, она обмякла, словно неживая.

Подхватив на руки легкую, худую, безжизненную девушку, партизан вынес ее в сени, потом перешагнул порог дома. Навстречу уже бежал Коля.

— Вера! Верочка! — с каким-то диким отчаяньем закричал брат.

Сестра в этот момент простонала:

— Пить! Воды!

Саша положил ее на кушетку. Коля бросился было к сестре.

Но Саша строго приказал не отходить от окна, а сам поднес пострадавшей кружку воды.

Рана в плече, о которой в последние дни Саша уже забывал, вдруг заныла, когда он поднял девушку, и теперь боль усиливалась. Но было не до того. Сейчас главное выбраться отсюда подобру-поздорову.

О том же заговорила и Вера, когда напилась.

— Скорей тикайте! — замахала она тонкой изможденной рукой. — А то он вернется.

— Уходим вместе! Как на улице? — обращаясь к Коле, спросил Саша.

— Можно, — ответил тот и, подбежав к сестре, хотел ей помочь.

— Запри чулан, чтоб та яга не выбралась раньше времени! — отстранил его Саша, а сам подхватил девушку на руки и вынес ее в сени.

— Я сама, я сама! — слабым голосом просила Вера. — На улице увидят. Поймут.

— Через сад пойдем, — пояснил Саша. — Собаки нету.

— Опустите, может, смогу, — говорила девушка.

Опустив ее на пол, Саша подставил ей свое плечо, чтобы держалась, и повел ее. Коля открывал и закрывал дверь, потом смотрел с крыльца на улицу и к соседям. На счастье, двор и сад были обнесены высоченной оградой из новенького теса, доска к доске. Ни с улицы, ни от соседей не видно было, что творилось во дворе. Только вечернее солнце беспрепятственно смотрело через забор.

В саду стоял кузнец и рукой указывал туда, в угол, где зиял широкий пролом в заборе.

— Веди их на опаленный дуб, — подбежав к Коле, проговорил он, — там лодка под ольшиной справа. — И, сунув ему за пазуху краюху хлеба, скрылся в вишняке.

— Скорее в лес! — когда вышли из сада, прошептал Саша.

Но Коля махнул рукой направо, где в конце небольшой лужайки чернел опаленный молнией дуб, о котором говорил кузнец.

А тут, как назло, из соседнего сада вышла женщина с бельем на плечах и тоже направилась к речке. Она разинула рот от удивления, когда увидела троих беглецов. Но, насунув платок на глаза, продолжала свой путь, будто ничего особенного не заметила. Теперь люди боялись быть свидетелями в таких делах.

Через несколько минут беглецы были в лодке. Прачка, шедшая к речке, теперь была за кустами и не смогла бы уверенно сказать, куда они делись.

Коля знал, что речушка эта ведет в глубь леса, где впадает в более широкую протоку.

То ли от свежего воздуха после затхлого застенка, то ли от усталости, Вера, как только усадили ее на дно лодки, уснула с куском хлеба в руке, который дал ей брат. Саша снял свой плащ, свернул и подложил ей под голову, Вера испуганно всхлипнула, но не проснулась.

Изо всех сил отталкиваясь шестом о твердое дно, Коля быстро гнал лодку, ловко лавируя на поворотах. Саша с завистью смотрел на его умелую работу.

В жизни полещуков для Саши Реутова вообще было много непривычного. Он попал сюда уже в войну. Ехал в Брест к отцу — пограничнику. Поезд разбомбило перед самым Брестом. Саша долго бродил по лесам и болотам, пока не прибился к красноармейцам, пробиравшимся к линии фронта, а уж потом попал в партизанский отряд. Многому он здесь научился. Но до сих пор еще не мог овладеть вот этим искусством управления лодкой с помощью простой палки. У Коли лодка мчалась намного быстрее весельной. Но сейчас, когда за спиной в любой миг могла начаться стрельба полицейских, хотелось плыть еще быстрее. И Саша, видя, как петляет по густеющему лесу ручей, даже думал, не скорее ли было бы идти пешком, тем более что плыли они совсем не в ту сторону, где их лагерь. Но, глянув на обессиленную девушку, понял, что идти они все равно не смогут. И лишь спросил Колю, куда этот ручей приведет.

— В настоящую речку, по какой сможем пробраться в нашу протоку.

— Ну тогда учи меня работать шестом, как сам, и я сменю тебя.

— Отъедем подальше от села, тогда дам, а пока прислушивайтесь, вдруг погонятся.

Солнце только что зашло, но в лесу быстро темнело, впереди вставал туман. Плыть стало трудней, лодка часто натыкалась на какой-нибудь откос или валежину, свалившуюся в воду. Коля взмок до нитки, но смены не просил.

И только когда совсем стемнело и выплыли на широкую тихую речку, Коля передал шест Саше. Тот попробовал опираться шестом в неглубокое прибрежное дно. Лодка сразу начала так рыскать из стороны в сторону, что пришлось сесть и махать шестом, как двухлопастным байдарочным веслом. Намного медленней, чем у Коли, но все же лодка двигалась вперед.

— Пожуй хлеба и поспи, — понимая, что Коля скоро все-таки заберет шест, сказал Саша, — отдохни.

Коля решил отдохнуть до рассвета и вскоре уснул рядом с сестренкой, согревая ее своим теплом.

«Вот они и вместе, — радовался за них партизан, — скорей бы все этого дождались!..» — и он стал грести сильней, будто бы только от быстроты хода его лодки сейчас зависело приближение того радостного времени, когда все люди, разбросанные войной, будут вместе, как эти вот брат и сестра.

Партизаны «Варяга» еще при первой встрече с Колей восприняли горе подростка как свое. Каждому хотелось помочь мальчишке отыскать сестру или хотя бы как-то облегчить ее участь. В судьбе Веры они видели судьбы всех юношей и девушек на оккупированной территории. Любой партизан, не задумываясь, пошел бы на самую рискованную операцию ради спасения тех, кого фашисты угоняли в рабство. Все это было так. Но когда вернувшийся с боевого задания Моряк услышал, что Коля ушел в деревню, чтобы узнать о судьбе сестры, он не мог простить радисту, оставшемуся старшим, что отпустил мальчишку, да еще с Сашей Реутовым, совершенно невоенным парнем.

— Значит, ушел четыре дня назад? — уточнял командир. — Во сколько?

— На рассвете, — глухо отвечал Володя, мысленно проклиная себя.

— Двадцать километров за четыре дня? И ты веришь в их благополучное возвращение?