Ибрагим Аль-Куни - «Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой.

А поскольку учитель арабского языка был всеведущ и вездесущ, он тут же взялся за дело:

— Что же ты, душа из тебя вон, не сказал раньше? Завтра после уроков приходи на площадь Шах Чераг, в лавку Мирзы Сулеймана.

На следующий день я, натерпевшись сполна всяких бед и пережив вчерашний конфуз, отправился после занятий в лавку Мирзы Сулеймана. Пришел туда и учитель.

— Вот что, — распорядился он, — взгляни–ка на городские часы на углу. Когда увидишь маленькую стрелку, скажи мне.

Он брал у Мирзы очки одни за другими и надевал на меня, пока наконец я не увидел маленькую стрелку на городских часах.

Я отдал Мирзе Сулейману пятнадцать кран. С тех пор я ношу очки.

Перевод с персидского Г. Гвенцадзе

Нур Мухаммед Тараки — видный современный афганский писатель — родился в 1917 году, умер в 1979 году. В 1953–1965 годах Н. –М. Тараки, занимаясь активной общественно–политической деятельностью, написал ряд публицистических и литературных произведений прогрессивного, революционного характера. Широкую известность Н. –М. Тараки принесла его повесть «Скитания Байга», опубликованная в 1957 году.

С апреля 1978 года по октябрь 1979 года Н. –М. Тараки председатель Революционного совета и премьер–министр Демократической Республики Афганистан.

Рассказ «Где моя доля» взят из журнала «Кабул» за 1958 год.

В конце осени умер от воспаления легких его маленький сынишка. А он–то думал, что уж в этом году сведет концы с концами. Ведь припас немного муки, барана зарезал — это впервые за три года. И теперь спокойно, даже с радостью ждал наступления зимы. Но нежданным горем свалилась на него смерть сына. Когда мальчика обмывали, один из деревенских старцев стал выговаривать ему:

— Хороший отец и поминки хорошие справит, не то что ты в прошлом году, когда умер от оспы другой твой сын. Так что теперь смотри не осрамись, сделай нее, чтобы как у людей было.

Он горько плакал, молил сжалиться над ним, говорил:

— У меня на руках еще четверо малышей. Чем я стану кормить их, если потрачу все на поминки?

Но никому не было до этого дела. И вот пришлось горемыке продать муку, припасенную на зиму, и отложить деньги на пожертвования во время поминок.

Эти деньги разделили между собой старейшины, которые принялись хвалить бедняка за щедрость, утешать и с тем и оставили несчастного одного, убитого горем.

Пока бедняк шел домой, всю дорогу думая о своих детях, неожиданно кто–то окликнул его. Это был очень важный господин, и не только очень важный, но и очень добрый таким, по крайней мере, он слыл на всю округу.

— Ты почему не подождал с поминками до моего прихода и раздал все деньги? А где моя доли? — напустился он на бедняка.

Боясь позора и всеобщего презрения, бедняк занял еще денег, только бы заткнуть глотку очень доброму господину. К столь благородному поступку господин отнесся с надлежащей благосклонностью. И не только он один — все почтенные люди ставили теперь бедняка в пример другим.

На сороковую ночь после смерти сына бедняк вновь раздал пожертвования и решил податься в теплые края, как только заготовит немного пропитания. Он обошел всех богатых людей, прося взаймы хоть несколько манов пшеницы. Но ему никто и мана не дал. Тогда они с женой решили обратиться к очень доброму господину, из–за которого и влезли в долги.

— Процентов нам никаких не надо, — сказала жена господина. — Я дам вам взаймы, но только под урожай.

Бедняк получил десять манов пшеницы и дал расписку, что обязуется летом вернуть не десять, а двадцать пять манов в счет долга.

Бедняки шли домой и радовались, как будто пшеница досталась им даром. Но пшеницы было немного и ее могло не хватить на три месяца. Тогда они решили пшеницу смолоть на муку и варить из нее затируху, чтобы как–то протянуть зиму.

Дети у них были красивые, но такие худые и бледные, что казалось, в теле у них нет ни кровинки.

Изредка им везло, и они могли досыта поесть — это когда умирал какой–нибудь богач и устраивались поминки с пожертвованиями. Как раз в эту зиму один за другим умерли несколько богачей и на долю бедняков кое–что перепало. Так и перезимовали. Конечно, ослабели от голода, зато не болели.

— Боже, спаси нас от болезней, молили родители.

— Боже, пошли нам еду и одежду, — просили детишки.

— Родные вы мои, — сказал отец, — миллионы детей бедняков молят о том же и, как и вы, надеются, что их молитвы дойдут до аллаха…

Отец отвернулся и замолчал.

Перевод с пушту К. Лебедева

Мяо Сю (настоящее имя Лу Шао–цюань) родился в 1920 году в Сингапуре, крупнейший из современных сингапурских писателей, пишущих на китайском языке. а также известный публицист и историк литературы. Начал печататься еще в конце 30‑х — начале 40‑х годов, когда работал репортером местных газет, в частности в литературном приложении к газете «Синчжоу жибао» — «Ченьсин» («Утренняя звезда»), редактором которого был в то время знаменитый китайский литератор Юй Да–фу. В начале 50‑х годов вышла повесть Мяо Сю «Под крышами Сингапура», рассказывавшая о сингапурском «дне» и принесшая автору известность, потом сборники рассказов «Шестнадцать» (1955), «Барабаны у обочины» (1958). В 60‑х годах Мяо Сю издал несколько произведений: антивоенный роман «Огненные волны» (1960), повесть «Тревоги маленького города» (1962), сборник рассказов «Красный туман» (1963). В 1976 году вышло одно из его последних крупных произведений — роман «На исходе ночи».

Мяо Сю — автор многих публицистических и эссеистических работ, а также исследований по истории и теории литературы, часть которых вошла в сборник «Литература и жизнь» (1967). Его перу принадлежат эссе о Чехом, Достоевском, Хемингуэе, Синклере, китайских писателях–реалистах Лу Сине, Лао Шэ. Юй Да–фу, а также исследования и критические работы о китаеязычной литературе Сингапура и Малайзии.

Излюбленная тема писателя — жизнь современного Сингапура и его обитателей. Во многих своих произведениях Мяо Сю удается создать психологически точные и художественно убедительные образы современников представителей различных слоев сингапурского общества.

Над речной отмелью проносится влажный ветер. Гнилостные испарения, сгустившиеся над поверхностью черной реки, постепенно поднимаются вверх, растекаясь по сторонам. Появляется солнце.

На другом берегу виднеется хижина на сваях, обычная для этих тропических мест. Ведь в дневную пору вода доходит почти до самого пола. Если пройти немного вперед, можно увидеть небольшую верфь, где строятся баркасы. Сейчас она пуста — все рабочие уже разошлись по домам. В зловонной жиже лежит деревянный остов незаконченного судна, похожий на причудливый скелет доисторического животного. Порыв ветра несет по отмели стружки, которые с тихим шуршаньем скатываются в черную реку и медленно уплывают прочь.