Валерий Алексеев - Улыбка навсегда: Повесть о Никосе Белояннисе

— Ошибка, — сказал Никос. — Теперь понятно, что это была одна из наших ошибок. Мы стали регулярной армией, и нам пришлось рыть траншеи, выравнивать линию фронта, обороняться. Когда мы были партизанами, мы наступали. Наступали, черт побери, и не подставляли себя под бомбы!

Забывшись, Никос стукнул кулаком по столу — и застонал от боли. Схватился за локоть, поморщился.

— Не заживает? — участливо спросил Яннис.

— Да что-то не очень. У победителей раны заживают быстрее.

Старик встал, подошел к Никосу, обнял его за плечи.

— Ты уж прости меня, — тихо сказал он, — что я так сразу заставил тебя объясняться. Мне только хотелось узнать, не потеряли ли мы эту способность — сознаваться в ошибках. Не потеряли, — значит, все раны у нас заживут.

— И ты меня прости, отец, — опустив голову, сказал Никос. — Тебе здесь больше выстрадать пришлось…

До самого утра разговаривали они в темной задней комнатушке без окон. Никос должен был знать, сколько осталось в Пирее и в Афинах жизнеспособных партийных ячеек, насколько надежно они законспирированы, как удается им поддерживать связь.

В его положении полномочного представителя Центрального Комитета была и особая сложность: представителя ЦК ждали не только коммунисты-подпольщики Афин и Пирея, в асфалии тоже, наверно, хорошо понимали, что в Грецию для связи с подпольем должен прибыть «большой человек», и напасть на след этого человека было сейчас главной целью агентов асфалии: найти и выследить все линии связи возрождающегося коммунистического подполья. Поэтому Никос должен был действовать с особой осторожностью: малейшая его оплошность могла поставить под удар всю подпольную сеть.

Те немногие люди, которые знали о прибытии представителя ЦК, сделали все возможное, чтобы его приезд остался незамеченным: в Афинах Никоса ждала конспиративная квартира, где Никос должен был переждать какое-то время и где ни при каких обстоятельствах не могли появляться люди, с которыми он хотел встретиться.

К лету Никос познакомился с большинством людей, названных Яннисом, и счел возможным перейти от практики индивидуальных встреч к организации более или менее представительных совещаний, на которых Никос подробно рассказывал об изменении в тактике борьбы, о решениях шестого и седьмого пленумов ЦК Коммунистической партии Греции, о необходимости, наряду с подпольным, создать легальный фронт борьбы за мир, демократию, всеобщую амнистию, за экономические права трудящихся. Такие совещания были необходимы: люди должны почувствовать локоть товарищей, осознать свою сопричастность общей борьбе, да наконец просто по-человечески встретиться, обменяться дружескими фразами, посмотреть в глаза друг другу, убедиться в том, что они не одни. Тщательно законспирированные, слабо связанные одна с другой ячейки обречены на определенное окостенение, и с этим надо было бороться.

Кроме того, Никоса начала тяготить ограниченность его собственных связей с низовыми организациями. Все эти связи шли через Янниса, и когда Яннис говорил о том, что люди просят его дать им возможность встретиться с полномочным представителем ЦК, но горком не считает необходимым поощрять такую инициативу, Никос недовольно хмурился. Никосу известно было, например, о настойчивой просьбе Гулы Эритриаду, дочери его боевого товарища. Гула представляла одну из молодежных ячеек и, кроме того, была связана с группой Янниса, а с Яннисом Никос имел постоянные контакты и потому горком считал, что эта встреча не нужна. Между тем Никоса мучило сознание, что он до сих пор не выполнил просьбу старины Спироса, хотя в принципе он мог быть спокоен: девушка находилась среди своих. Яннис был опытным, надежным подпольщиком, но могла же, в конце концов, Гула лично встретиться с фронтовым товарищем своего отца.

Были и другие, более серьезные трудности. Некоторые руководители афинского подполья, о которых Яннис отзывался с уважением, считались в ЦК отступниками и даже предателями. Кроме того, значительная часть низовых организаций была слабо связана с Яннисом — как правило, через людей, которые либо самоустранились, либо по каким-то иным причинам никак себя не проявляли. Надо было что-то делать и с этими группами. Яннис был согласен, что замыкаться наглухо коммунистическое подполье не имеет права, но считал, что не дело представителя ЦК идти на встречи с непроверенными людьми. Никос доверял опыту и интуиции Янниса, но он не мог не считаться и с тем, что люди требовали личной встречи с членом Центрального Комитета. Возможно, для многих такая встреча стала бы решающим, переломным моментом в судьбе: моральный и психологический факторы нельзя было сбрасывать со счетов.

И вот сегодня произошел крайне тягостный инцидент. Человек по фамилии Блумидис, на квартире у которого должна была состояться встреча с представителем ЦК, увидев Белоянниса, был крайне растерян и даже испуган. Он начал бормотать, что ячейка, в которой он числился, развалилась, что надо делать упор на элементарное выживание, что военные трибуналы выкосили лучших людей. Никос резко оборвал Блумидиса и, посоветовав прочно забыть об этом разговоре, вышел на улицу. При выходе привычно огляделся и, сунув руки в карманы, быстро зашагал к перекрестку. Время от времени он приостанавливался и делал вид, что рассматривает скудные витрины, пропуская мимо редких прохожих. Убедившись, что за ним никто не следит (впрочем, это был не тот случай: человек, у подъезда которого дежурят агенты тайной полиции, вел бы себя по-другому), Никос позволил себе немного расслабиться и стал прикидывать все возможные последствия этой неудачи.

Возможно, Блумидис просто струсил и решил отойти от дела. Тогда у него есть серьезные основания скрыть от властей визит «большого человека». Но та же трусость может заставить его немедленно отправиться в асфалию, чтобы предотвратить свой арест.

Ситуация была неприятная: по правилам конспирации следовало срочно предупредить Элли, а самому отсидеться в надежном убежище, хотя бы у Янниса, но, как Никос только что убедился, у Янниса его так рано не ждали. Цепочка оборвалась в неудачном месте: чтобы добраться до собственной квартиры, нужно было сделать довольно длинный переход по городу. Общественным транспортом пользоваться не рекомендовалось: в случае проверки документов в автобусе ускользнуть было бы сложнее, чем на улице. Кроме того, отсюда в другие районы города шел только один автобус, и, если Блумидис «перестраховался», на остановке уже дежурят агенты асфалии. Самое скверное будет, если его возьмут до того, как он предупредит Элли: она решит, что с Блумидисом все в порядке, и тогда не миновать большого провала. Но предупредить Элли можно было только через Янниса, а это означало поставить его и Рулу под удар. Поразмыслив, Никос пришел к выводу, что не стоит рисковать такой проверенной явкой, надо попытаться выбраться отсюда самому.