Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

А вот Стелла поняла бы меня. Она откинулась бы назад, глянула вверх и в своей протяжной манере произнесла что-то типа: «А-а-г-а-а».

В очередной раз, потянув вниз подол юбки, я осознала, что Майк Леприс перестал суетиться у меня под боком, на время забыв о моем существовании. Теперь его руки заняты этой шипящей стеклянной бутылкой и фонариком. Я знала, что нравлюсь Майку – его друг, Карлос, поведал об этом Диане, она передала Кейси, а Кейси доложила мне, – но у него слишком косматые брови и ноготь на большом пальце правой руки длинный и заостренный, точно коготь плотоядного хищника. Я сказала про ноготь Кейси, и она ответила: «Феба, он же играет на гитаре», – таким тоном, будто это все объясняло.

Переведя взгляд на Кейси, я заметила, что она, подавшись вперед, теребила в пальцах край футболки Криса. Она дернула за него, потом отпустила и издала взрыв смеха, а у меня в голове прозвучал совершенно невозмутимый голос Стеллы: «Если бы в наши времена еще пользовались бальными книжками [43] Дамский бальный аксессуар, миниатюрная книжечка, в которую дама записывала номер танца и имена кавалеров. , то, изящно прикрывшись ею, я сказала бы: «Фи, ну и кляча».

Не понимаю, почему я вдруг вспомнила о Стелле и почему у меня стали появляться такие странные ощущения. Точно меня разрезали посередине и я пребывала одновременно в двух своих половинах, или в голову вдруг просочились какие-то радиопомехи, или я завела себе призрака, подобного тем зрителям, следившим за игрой на трибунах, а мое реальное «я» удалилось куда-то само по себе. Раздвоение личности, как заявил мой брат, когда я поведала ему, что испытывала нечто подобное. Раздвоение – классное слово.

Майк Леприс опять уселся рядом со мной, а Крис положил указательный палец на бахрому шортиков Кейси, и хотя ее лицо изображало саму невинность, типа ничего особенного не происходит, но я заметила, как она повела глазами, уловила напряжение в уголках ее губ и в прищуре глаз, что явно показывало напряженное ожидание дальнейших поползновений. Она выглядела как наша кошка, притворявшаяся, что ее совершенно не интересует тарелочка с маслом, хотя всем ясно, что она готова к прыжку.

Только в этом году Кейси Трент и ее компания начали приветливо улыбаться мне в коридорах. Со Стеллой я дружила с первого класса, мы стали лучшими подругами и всегда держались вместе, а потом вдруг я потеряла ее из виду, оказавшись в столовой за столом Кейси, вокруг которой вечно тусовалась куча народа, и я не смогла высмотреть, где сидела Стелла, чтобы пригласить ее за наш столик. Я вроде как потеряла ее след. Мама говорила, что она заходила к нам пару раз, хотела повидать меня, но я шлялась с Кейси, иногда мы блуждали по торговому центру или тусовались под трибунами, а потом она перестала заходить, перестала звонить. Я видела иногда в школьных коридорах ее спину, узнавала ее старый красный рюкзак, но мы больше не разговаривали. На испанском она сидела на два ряда впереди меня, но не оборачивалась и не смотрела в мою сторону. На днях я заметила, что она перестала носить сплетенную мной фенечку.

Я не понимаю, что изменилось, что, собственно, произошло. Я всегда была тощей. Обычно носила джинсы и свободные рубашки: мы со Стеллой покупали одинаковые, мне – в синюю полоску, ей – в желтую.

– Значение женских буферов слишком переоценивают, – заметила однажды в бассейне Стелла. Мы стояли вместе в душевой кабинке, и она, закрыв ладонями свои груди, приподняла их и свела вместе, изобразив декольте одного из ее театральных нарядов. – Они только мешают, – заявила она.

«Вот катится плоская Плюшка Салливан», – однажды крикнул мне на математике Майк Леприс. Неужели с тех пор прошло всего два года? И потом, прошлым летом, совершенно неожиданно, буквально за ночь, мои груди резко выросли. Два этаких холмика, тяжелые, как пузыри с водой, появились на моей тощей грудной клетке.

– Ты что, подкладываешь что-то себе в бюстгальтер? – спросила мама как-то утром, прищурив глаза, как всегда делала, когда пыталась подловить меня на обмане. Ответив отрицательно, я покраснела, а она строго посмотрела на меня, на мою грудь.

– О господи! – наконец выдала она. – Ладно, подбери себе что-нибудь по размеру, нельзя, чтобы они так болтались.

Именно Стелла отвела меня в один магазинчик. Дама с сантиметром, сопроводив меня в примерочную, сказала, что тут нечего смущаться. Стелла разговаривала с ней по-польски, пока я примеряла бюстгальтеры. А через неделю начались школьные занятия, и тогда-то я и потеряла Стеллу из виду.

Майк Леприс вывел меня из задумчивости. Обняв меня за плечи, он прижал горлышко этой бутылки к моим губам и направил на нее луч фонарика. В бутылке что-то бурно пузырилось, извергая дым, как дракон, и я резко повернула голову в сторону. Мне хотелось сказать: «Отстань, я не хочу заниматься этой дурью и никогда не занималась», – но почему-то голос изменил мне, наверное, часть этого дыма уже заползла в рот, проникла в горло и обожгла его. Закашлявшись, я оттолкнула бутылку, а Майк рассмеялся, по-прежнему обнимая меня за плечи, и я почувствовала его губы на своей щеке, мокрые и упругие, они запечатлели слюнявые эллипсы на моей коже; разумеется, он ждал, что я повернусь к нему и мы сольемся в поцелуе, и, само собой разумеется, если взглянуть правде в глаза, давно пора, мне ведь уже почти семнадцать. Да, реально давно пора было попробовать вкус поцелуев, но тут перед моим мысленным взором вдруг промелькнула череда образов: его острый ноготь, его косматые брови, словно грубо намалеванные черным маркером, и то, с каким дурацким видом он твердил свое дурацкое, придуманное для меня прозвище Плюшка Салливан, и палец Криса на бахроме шортиков Кейси, и ее кудрявая шевелюра, которую она каждую ночь завивала на бигуди… И внезапно, словно опомнившись, я вскочила на ноги – юбка с шелестом опустилась, словно оживая от новой встречи с гравитацией, – и, закинув сумку на плечо, пошла к выходу из этого душного укрытия, стремясь вырваться из полосатого полусвета, за спиной слышались оклики, кто-то заливался дурным смехом, что-то кричал Майк Леприс, не «Плюшка Салливан», что-то другое, и Кейси звала меня по имени, но я не остановилась.

Такое ощущение, будто я лишилась части головы. В моем черепе, казалось, свистел ветер, выдувая сквозняком все мысли. Я ощупала рукой голову, проверив, все ли на месте. Вроде все в порядке. Я рассеянно провела рукой по скулам, волосам, изгибам ушной раковины. На редкость странное ощущение. Осторожно покачав головой, я замерла, испугавшись, что мой мозг выкатится и смачно шлепнется на землю.

Я прошла мимо смутно знакомого парня, он стоял за дверью спортзала и крутил баскетбольный мяч на тонком смуглом пальце. Он отлично смотрелся там, мяч крутился и покачивался в косом луче солнечного света. Парню просто хотелось крутить мяч, и у него здорово получалось. Остановившись, я следила за движением мяча, воспринимая его как чудесное самостоятельное вращение, совершенно не связанное с точкой опоры, это зрелище показалось мне невероятно изумительным, и я рассмеялась, захлопав в ладоши. Парень обернулся и удивленно глянул на меня, и я поняла его изумление, поскольку теперь считалась популярной девушкой, одной из недосягаемых красоток, и мне не следовало по жизни обращать на него внимание. Строго говоря, мне следовало просто пройти мимо, словно его не существовало.