Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

«Как же называется такая кроватка?» – думал он, глядя на нее, словно в жизни не видел прежде мебели, так красиво украшенной миниатюрным шатром. Стены, как он теперь увидел, декорированы игровыми картинами. Из-под налета пыли и гнили проступали полосатый барабан, игрушечный солдатик, плюшевый мишка с бантом на шее. Так, детская. Для семьи с – каким количеством? – шестью детьми. Поворачиваясь в центре комнаты, он пересчитал кровати. Шесть. Это число прокрутилось в его голове. Семь, если считать детскую с пологом.

Когда его душа смирилась со словом «ребенок», то следом за ним всплыли и слова «люлька» и «колыбель». Он вновь пригляделся к кроватке под пологом на изогнутых коромыслами основаниях. Колыбель. Ребенка укладывали под этот навес, когда-то красиво задрапированный кружевной тканью, – он видел подобные экземпляры в музеях, спектаклях или костюмированных фильмах, – там чадо и засыпало, убаюканное мерным покачиванием.

Потрясенный, он вдруг задумался о крошечных размерах малышей. Окинул оценивающим взглядом колыбельку. Как же туда мог поместиться целый человек? Он видел мельком Ари, малыша Клодетт, когда она переместила его в нагрудную переноску. Темные локоны, сердито сморщенные губки и глаза, странно напоминавшие его собственные. Стоя за спиной Клодетт, они с Мейв посмотрели, заставили себя посмотреть, как она вытаскивала их племянника из креслица, и сотрясали воздух восторженными восклицаниями о красоте, миловидности и очаровательности ребенка. Он почувствовал, как напряглась Мейв, понял, каких усилий ей стоили комплименты. Не оборачиваясь, Клодетт засунула Ари в переноску. Лукас успел увидеть только ножку в носочке, стиснутый кулачок да примятую от сна щечку. Ему хотелось взять Мейв за руку, но он побоялся. Потом Клодетт обернулась, прикрыв ладонью детскую головку, и ее пристальный взгляд дал понять, что им не удалось никого обмануть своими восторгами. Она ограничилась лишь кратким предложением зайти в дом.

Сейчас он подумал о Мейв. В эту детскую ее пускать нельзя. Ни в коем случае. Он повернулся к двери с таким решительным видом, словно хотел забаррикадировать ее.

Снизу из гостиной доносились женские голоса – вернее, из бывшей гостиной с высоким потолком, где от всей обстановки остались массивный мраморный камин да остов дивана с валявшейся на полу набивкой из конского волоса. Голос сестры сообщил его жене, что это старый охотничий домик, построенный поблизости от деревни в качестве дополнительного места отдыха владельцами большого дома. Большой дом разрушился, пояснила она, сгорел много лет назад в Тревожные годы [77] Тревожные годы (1919–1923), гражданская война в Ирландии; партизанская война против английского господства и вооруженная борьба между Ирландской республиканской армией и сторонниками соглашения с Великобританией. . Это все, что осталось, заключила она.

Он слышал тихий голос жены, звуки шагов и повизгивание другого тонкого голоска – Ари. Он слышал и тихое, успокаивающее воркование Клодетт.

Лукас еще раз окинул взглядом детскую. Охотничий домик, где одновременно спали семеро детей, под картинами барабанов и плюшевых мишек.

– Так вот ты где, – произнес голос за его спиной.

Лукас резко развернулся с таким видом, словно его застали за какой-то шалостью. В дверях стояла Клодетт. Шлемовая маскировка сброшена; волосы золотым капюшоном обрамляли голову, волнами ниспадая на плечи. Она опять стала самой собой.

– Мейв, – встревоженно произнес он, обведя рукой комнату, – ее нельзя сюда допускать…

– Все в порядке, – ответила Клодетт, – она вышла прогуляться. Захотела взглянуть на остатки садовой роскоши.

Клодетт вошла в детскую. Коснулась одной из кроватей, провела пальцами по стене. На ее груди в переноске тихо посапывал малыш.

– Я купила это имение, – сдержанно сообщила она, не глядя на него. – Ничего, что я оформила документы на него на твое имя?

Они стояли в детской все трое: Клодетт, Лукас и Ари.

– По закону, – продолжила она, – дом будет принадлежать тебе. Вернее, все должны думать, что он принадлежит тебе. Мне нужна только твоя подпись, ничего больше.

Лукас задумался над ее словами: документы, его имя и подпись. Осознал, что узнал наконец, ради чего затеяно это путешествие, что означало их прибытие в эту долину, в этот окруженный садом дом.

Из сада донесся какой-то шум, похоже, Мейв принялась что-то откапывать или скоблить. Он слышал также журчание вокруг дома – дождевые ручейки сбегали по черепичной крыше и стекали по желобам водостоков.

Он смущенно прочистил горло. Пребывая в растерянности, он лишь смутно осознавал, что надо бы что-то спросить, что-то выяснить у сестры.

– Но, – начал он, – как же ты будешь здесь…

Она едва заметно склонила голову, словно вспоминая о чем-то давно забытом.

– Это же настоящая глушь, Клод, – прошептал он. – Вряд ли тебе удалось бы найти более безлюдное местечко. Не хочешь же ты вообще… я имею в виду… не собираешься же ты действительно… жить здесь. Верно?

Она подняла голову. Их взгляды встретились.

Он попытался прочесть выражение ее глаз.

– Клод? Что происходит? А как же Тимо? Неужели он…

– Это всего лишь дом, – бросила она и, отведя взгляд в сторону, направилась к окну. – На случай, если мне когда-нибудь понадобится… исчезнуть и отдохнуть. Мне же нужно будет куда-то поехать, где-то пожить. Временное пристанище.

– Долговременное?

Она пожала плечами, не поворачиваясь к нему.

– Это всего лишь дом, – повторила она.

Лукас подошел и встал рядом с ней, и они уже вдвоем лицезрели за окном затененный облачным поясом склон горы.

– Ты должна пообещать мне кое-что, – каждое слово оставляло туманное облачко на оконном стекле.

– Что?

– Что ты не сделаешь ничего, не предупредив меня. Не исчезнешь, оставив меня раздумывать или…

– Разумеется, нет. Я не смогу. Мне понадобится твоя помощь. Только не… – она нерешительно умолкла. – Не волнуйся, если… если тебе сообщат, что я… – она покачала головой, собираясь с мыслями, и добавила: – В общем, не обязательно верить тому, что тебе могут сообщить. Сохраняй спокойствие и жди, когда я свяжусь с тобой. Потому что я хочу… Я знаю, чего я хочу.

– О боже, – он прижал ладони к лицу. Зажмурил глаза, как обычно делал, когда она заставляла его участвовать в своей версии игры в прятки, где она вечно пряталась, а он неизменно искал ее. – Мне даже не хочется толком понимать, о чем ты говоришь сейчас. Все это звучит как жутко опасная затея. Я даже представить не могу, что скажет мама, если узнает…

– Никто ей ничего не собирается говорить, потому что ты, надеюсь, ничего не скажешь, – серьезно и требовательно произнесла Клодетт. – Ты же понимаешь, что она непредсказуема, – она мягко положила руку ему на плечо. – Мне нужен ответ, Лукас. Лучше бы сегодня. Мне необходимо знать, могу ли я записать это владение на твое имя.