Альва Бесси - Антиамериканцы

— Pequeña [46] Маленькая (исп.). ,— продолжал Лэнг, — взгляните на меня (она послушно выполнила его просьбу) и внимательно выслушайте, что я скажу. Быть может, у меня получится не очень складно, но зато mi corazón [47] Здесь — от чистого сердца (исп.). .

— Понимаю, — отозвалась Долорес.

— Я очень люблю вас, хочу жениться на вас и жить с вами para siempre [48] Здесь — всегда (исп.). .

— Да.

— Вы знаете, что я женат, но вместе с тем и не женат. Фактически моя семейная жизнь кончилась задолго до того, как я приехал в Испанию. Сегодня я посылаю жене телеграмму, в которой прошу ее о разводе. Она согласится, и вы выйдете за меня замуж.

— Да, — повторила Долорес, но Лэнгу и в голову не пришло, что она отвечает лишь для того, чтобы не молчать. Ее глаза снова наполнились слезами, и Лэнг, решив, что девушка дает согласие стать его женой, сжал ее руку.

— Вы делаете меня таким счастливым, что даже не представляете, как…

— Друг мой, — сказала Долорес, — я не могу выйти за вас замуж.

Лэнг засмеялся:

— Назовите мне хотя бы одну причину.

— Я могла бы назвать много, но и одной будет достаточно. Я не люблю вас.

Лэнг понимал, что на это невозможно возразить, и все же, не обращая внимания на ее слова, быстро продолжал:

— Мы поженились с Энн от нечего делать и потому, что… мне надоело жить одному… Нет, я несправедлив к ней. Я думал, что люблю ее, но, поверьте, дорогая, до приезда в Испанию я не знал, что такое любовь.

Я знал очень многих женщин и со многими из них был в близких отношениях. (Лэнг заметил, что Долорес при этих словах покраснела). Когда человек ищет любви и надеется найти ее у какой-нибудь simpática [49] Симпатичная (исп.). , то первая же встретившаяся женщина и кажется ему той, о которой он мечтал. Обычная история! Но оказывается, что это не так.

— Да, совсем не так, — повторила Долорес.

— Я никогда к вам не прикасался. Вы единственная знакомая мне женщина, которой я не коснулся и пальцем, ну, скажем, через пару дней после знакомства. Я боюсь вас, Долорес.

— Ну и основание для любви, Франсиско!

— Я неудачно выразился. Я боялся прикасаться к вам потому, что у меня было к вам нечто большее, чем простое физическое влечение, которое вызывали во мне многие женщины. Они удовлетворяли меня, но не давали ничего больше. Вы первая в моей жизни женщина, которая вызывает желание что-то сделать для нее, а не ждать, когда она сделает что-то для меня. Понимаете?

— Понимаю.

— То, что я увидел в Испании, сделало меня совершенно другим человеком. В каком бы уголке страны я ни побывал, всюду я видел и ощущал любовь. Я видел ее в той поразительной доброте, с которой люди относятся здесь друг к другу, в том внимании и заботливости, которые они проявляют к простым людям. В моей жизни это нечто новое. Ничего подобного я никогда не видел ни в Америке, ни где-либо еще.

— Как это прекрасно! — воскликнула Долорес. — Я горжусь своим народом, который заставил вас это почувствовать. Но то, о чем вы говорите, Франсиско, обнаружилось только после создания республики и особенно когда началась война.

— Все, что я увидел и почувствовал, — повторил Лэнг, — сделало меня другим человеком. Впервые в своей жизни я осознал, что не стою любви женщины, и все же я утверждаю, что мое чувство к вам — это любовь, а не то вожделение, которое преследовало меня всю жизнь и бросало в объятия то одной, то другой женщины. Роr nada [50] Ни в коем случае (исп.). . Вы верите мне?

— Верю. Вы хороший человек.

— Не нужно. Вы говорите, как героиня в кинофильме.

— Да? — удивилась Долорес.

— Вы сказали, что не любите меня. Откуда вы это знаете?

— Я люблю другого, — ответила девушка с грустной улыбкой.

— Где он? Вы никогда не говорили о нем.

— Он либо погиб, либо в плену у фашистов.

— Ужасно!

— После арагонского наступления я ничего о нем не слышала.

— Вы знали об этом, когда месяц назад мы ездили на Эбро?

— Да, — просто ответила Долорес, и Лэнг опустил голову, вспоминая поездку, смех девушки, ее обращение с ним и с Клемом, почувствовал стыд за ту легкомысленную болтовню, которую они вели в ее присутствии. Он взглянул на улыбающуюся Долорес, налил стакан очень сладкой малаги, осушил его и наполнил снова. Слова застряли у него в горле, и он понял, что больше ничего сказать не сможет.

— Я иду к себе, — проговорила Долорес и взяла его руку. — Хочу, чтоб вы знали: я уважаю вас и все, что вы сказали.

Лэнгу хотелось разрыдаться, но он лишь молча махнул рукой.

— Вы мне очень дороги как друг, и я очень люблю вас, — закончила девушка.

— Не нужно. Basta [51] Довольно (исп.). ,— смог наконец выговорить Лэнг.

Долорес встала из-за столика, и одновременно с ней поднялся Лэнг. Она дала ему понять, что пойдет наверх одна, и он, стоя, проводил ее взглядом, когда она выходила из комнаты. Потом он снова сел. Бутылка почти опустела, и он заказал другую…

В своей комнате Лэнг достал из чемодана бутылку коньяку «Бисквит Дюбуше» и открыл ее. Комната качалась. Он опустился на край кровати, не выпуская бутылки из рук.

«Работа излечит от всего, — сказал он себе. — „Работа — опиум для народа“. Я должен познакомить Долорес с этим изречением. Оно позабавит ее. Нет, она не найдет в нем ничего смешного. У нее нет чувства юмора, да и ни у кого из них нет, — думал Лэнг. — А возможно, и есть. (Откуда тебе знать?) Но я должен был спросить ее: вы хотите, чтобы я стал коммунистом? Пожалуйста, я стану коммунистом. Вы хотите, чтобы я, как Блау, вступил в интернациональную бригаду? Вступлю. Вы хотите, чтобы я убил для вас Франко? Я убью Франко.»

Лэнг решил сразу же по возвращении в Барселону вылететь во Францию и оттуда направиться на территорию, занятую фашистами. Пока что в своих корреспонденциях ему, в отличие от Иллимена, Шиэна, Хемингуэя и даже Мэттьюса, удавалось избегать высказываний, которые позволили бы судить о его подлинных симпатиях. Лэнг усиленно пытался сохранить свою объективность (что бы это ни означало), сообщая лишь о том, что происходит, кто и что сказал или сделал, да еще об изменениях линии фронта. Бесспорно, он сможет приехать в Бургос («Вы победите, но не убедите»).

Достав портативную пишущую машинку, он открыл ее и поставил на колени. В машинку была уже вставлена папиросная бумага, и Лэнг приступил к работе. Франклин — Эдвард Джей Франклин III, поверенный в делах США — ждет сообщения о докладе Ибаррури, хотя через день-два его полностью напечатает «Френте рохо». Неважно. Франклину нужны колорит, атмосфера, его, журналиста Лэнга, мнение о том, как был воспринят доклад, и все те закулисные слухи, которые он смог собрать. Копию сообщения он передаст помощнику американского военного атташе Бринкеру.