Альва Бесси - Антиамериканцы

— Ты нужна мне, Сью.

— Какое неожиданное признание и какое неискреннее! Но если даже ты говоришь правду, мне все равно не нужен человек, который просто нуждается во мне. Позвони как-нибудь, когда кончатся твои переживания из-за Эллен Гросс.

Последние слова Сью больно задели Бена. Они напомнили о том, что произошло между ним и Эллен в 1942 году. «Может быть, Сью права, и я действительно такой, как она думает», — мелькнула мысль. Но Бен не хотел с этим согласиться.

— Очень смешно! — это все, что он мог сказать, пытаясь прикрыть иронией свое смущение.

— В таком случае — смейся! — С трудом сдерживая рыдания, Сью с силой распахнула дверь и выбежала из комнаты.

Накануне рождества, в серый, ненастный день, «Париж» прибыл в Нью-Йорк. В северной Атлантике он попал в бурю, равной которой Бен не мог припомнить за все время плавания в этих местах. Добрую половину пути пароход почти лежал на боку, так что ветераны были лишены удовольствия посмотреть на кислые физиономии официантов-штрейкбрехеров: за весь рейс большинство пассажиров даже не притронулись к пище.

Утром в день прибытия пассажиры покинули пароход, когда еще не было девяти, однако ветеранов продержали на судне до полудня. Журналисты, явившиеся взять у них интервью, сообщили, что на причале собралась большая толпа, чтобы приветствовать волонтеров.

В кают-компании третьего класса, расталкивая локтями ветеранов и журналистов, к Бену пробирался высокий человек. За лентой его шляпы торчала карточка со словом «Пресса». Подойдя к Бену, он схватил его за отворот пиджака.

— Блау? — спросил он. — Я Фолсом из «Телеграмм». Рад видеть вас живым.

— Спасибо, — ответил Бен. — Я тоже.

— Послушайте. Редактор просил разыскать вас и договориться о нескольких статьях для нашей газеты.

— Серьезно?

— Об Испании. Вы понимаете — местный колорит. Почему вы вступили в интернациональную бригаду, что вы там видели и все такое прочее. Можете?

— Проще простого, — ответил Бен. Об этом он не смел и мечтать. Шутка сказать, у него появилась возможность вернуться к газетной работе, а ведь всю дорогу он только и думал, что ему делать по возвращении домой.

— Сначала напишите одну статью и дайте краткое содержание остальных, — продолжал Фолсом. — Ну, скажем, всего пять статей.

— Л какой срок?

— Редактор ничего не сказал, но я бы на вашем месте поторопился, пока вы еще представляете интерес для читателей.

Бен кивнул.

— Я лично восхищен вами, Блау, хотя многие считают вас красным или еще кем-то, — добавил Фолсом.

— Еще раз спасибо, — ответил Бен, и корреспондент исчез в толпе.

Затем появился человек в форме. С большим трудом восстановив тишину, он предложил ветеранам отправиться в кают-компанию первого класса. Здесь их построили, и иммиграционные инспектора отобрали у всех паспорта, сличая каждый раз фотокарточку с-лицом владельца документа. Паспорта обещали возвратить, но ни в тот день, ни позже ветераны не получили их обратно. Разговоры вокруг этого происшествия носили довольно беззаботный характер. Кто-то высказал опасение, что против них возбудят преследование по закону о нейтралитете за «злоупотребление» паспортами, но возвращение на родину вызвало у всех такую радость, что это предположение было тут же забыто.

Джо Коминский, которого иногда шутливо называли «адвокатом из Филадельфии», заявил, что все это чепуха. Конечно, в паспортах указано: «НЕДЕЙСТВИТЕЛЕН ДЛЯ ПОЕЗДКИ В ИСПАНИЮ», но ведь они ездили не в Испанию, а во Францию. Правда?

Затем кто-то обратил внимание, что на паспортах, выданных позже других, есть еще другой штамп: «НЕДЕЙСТВИТЕЛЕН ДЛЯ ПОЕЗДКИ В ЛЮБУЮ СТРАНУ ДЛЯ ВСТУПЛЕНИЯ В ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ЭТОЙ СТРАНЫ».

— Для суда это не доказательство, — с видом знатока заявил Джо. — Кроме того, мы же герои, не правда ли? Вы сами видели телеграмму, которую Лэнг послал Рузвельту. Вот и сейчас около порта на Уэст-стрит нас ждет толпа в три тысячи человек.

В толпе действительно было не меньше трех тысяч человек, но Бен, спускаясь по трапу, в синем берете, купленном в Риполле, все же сразу увидел старшего брата Лео, стоявшего за белым барьером на причале Френч лайн.

Лео замахал рукой, Бен ответил ему, но его увлекли за собой устремившиеся вперед ветераны, и они успели только крикнуть друг другу: «Увидимся позднее!» — «Приходи обедать!» — «Приду!» Потом Бен потерял брата из виду и вместе с остальными оказался на мощенной булыжником улице. Загремел оркестр, появились конные полицейские, и Буш с трудом построил ветеранов.

В голове колонны развевалось знамя бригады, американский флаг и даже флаг республиканской Испании. По боковым улицам колонна марширующих ветеранов направилась в восточном направлении, к Мэдисон-скверу, где горел неугасимый огонь, чтобы возложить венок в память американцев, погибших в других войнах.

Всю дорогу Бен задыхался от волнения. От пронизывающего холодного ветра по лицу струились слезы, но если бы ветра и не было, он все равно не смог бы остановить их. Люди сбегали с тротуаров на мостовую и обнимали его — такие же совершенно незнакомые люди, как и тогда, ©о время последнего парада в Барселоне. Они что-то кричали, приветствуя ветеранов. На протяжении всего пути от порта до Пятой авеню, выбрав такие места, где их можно было легко заметить, стояли поодиночке мужчины и женщины с плакатами, на которых было написано: «АЙБ ФОСТЕР?», или: «ДЖИМ О’КОННОР ПОГИБ НА ХАРАМЕ?», или: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТОНИ БОНЕЛЛИ?» На некоторых плакатах были увеличенные фотографии пропавших без вести добровольцев, а на одном Бен увидел только фотографию с двумя большими вопросительными знаками, поставленными по бокам…

Выйдя из автобуса на углу 79-й улицы и Бродвея и направляясь к Риверсайд-Драйв, Бен подумал, что ему надо набраться терпения. Впереди была утомительная церемония, а он и так уже страшно устал. Перед приходом парохода в Нью-Йорк он не мог уснуть и всю ночь провел с Пеллегрини и Бушем в кают-компании третьего класса за игрой в покер.

На звонок открыла горничная. Бен прошел прямо в гостиную. Здесь его ждали, выстроившись в шеренгу, как плохие актеры в любительском спектакле, мать, сестра Стелла с мужем Филом, брат Лео с женой Беллой и двумя детишками — Дэнни и Саррой, названными так в честь дедушки и бабушки. Молча посмотрев на Бена, они гурьбой бросились обнимать его, обливая слезами и хлопая по спине. Обнимая и целуя мать и слегка похлопывая ее по плечу, Бен прилагал отчаянные усилия стряхнуть с себя тяжелое впечатление, которое она на него произвела.

Наконец все расселись. Мать опустилась в кресло с подлокотниками, сложила руки на коленях и принялась молча рассматривать Бена; дети спрашивали, привез ли он с собой ружье; Фил, смеясь, бросил фразу: «Ты вернулся как раз вовремя, чтобы участвовать в следующей войне» — совсем не глупое замечание; у Стеллы голова склонялась то влево, то вправо, словно шея не держала ее. Вскоре дети потеряли к нему всякий интерес, а мать отправилась на кухню готовить суп с лапшой, фрикадельками и пельменями, курицу с рисом и яблочный пирог.