Ангелина Шевцова - След. Укус куфии

— Петр Сергеевич…

— Нет уж, Галина Николаевна, дослушайте, раз вы начали этот разговор. Если я буду работать в этой вашей… кхм… экспертной службе, мне никто не должен мешать.

— Петр Сергеевич, к вашим услугам будет все что захотите — новейшее оборудование, необходимая литература… все!

Теперь уже паузу сделала сама Рогозина.

— Предполагаю, что в ближайшие дни спать нам придется мало, а работать — много. — Ее голос стал почти умоляющим. — Петр Сергеевич, миленький… Я не потревожила бы вас, но вы — один из лучших патологоанатомов и учитель Вали.

— «Я вам одному, как светилу науки…»

— «Мы к вам, профессор, вот по какому делу», — подхватила игру Рогозина, с облегчением поняв, что вопрос, похоже, решен.

— Когда начинать? — уже совсем по-деловому поинтересовался Ромашин.

Усталость, звучавшая в его голосе, куда-то улетучилась.

«Вчера», — чуть было не сорвалось с языка Рогозиной.

— В ближайшие часы, — ответила она. — Пропуск вам будет готов.

— Неблизко, — аж присвистнул Ромашин, когда услышал адрес. — Ну ладно, доберусь.

— Петр Сергеевич… если что… аптечка там всегда под рукой. Сердечные, антигипертензивные…

— Спасибо, милочка. — Ромашин явно обиделся.

— Простите… у меня отец примерно вашего возраста… я…

— Ладно, ладно, не извиняйтесь. — Он глубоко вздохнул. — Постараюсь подъехать в ближайшее время.

— Спасибо, Петр Сергеевич! — с искренней благодарностью ответила Рогозина.

Было уже совсем темно, когда Галина Николаевна подъехала к месту происшествия.

Тело ребенка обнаружили на пустыре, поэтому народу на этот раз оказалось значительно меньше, чем обычно.

Султанов с помощником и майор Круглов стояли отдельно от остальных, время от времени перебрасываясь короткими фразами.

Рогозина наклонилась над детским трупиком.

— Кто нашел тело?

— Один из сторожей, — ответил Круглов. — Он на работу шел. Стоянку тут охраняет.

— Почерк прежний, — уже самой себе сказала Рогозина. — Никаких видимых повреждений, брюшная полость зашита…

Круглов поморщился:

— Сколько раз уже я это слышал…

Султанов повернул голову.

— А где ваш хакер? Уже работает?

Галина Николаевна невесело фыркнула.

— С хакером проблемы, Руслан Султанович. Он сбежал.

— Что? — мгновенно вспылил Султанов. — Почему вы сразу меня не известили?

Она ненавидела оправдываться, но сейчас любые слова выглядели бы как оправдание.

— Я звонила вам, вы были недоступны. Я оставила информацию секретарю.

Круглов смерил Рогозину взглядом, ясно говорившим, какого он о ней мнения:

— Отличное вступление в должность…

Рогозина закусила губу.

— Товарищ майор, давайте мы будем заниматься каждый своим делом.

— Давайте, — подозрительно легко согласился Круглов. — Но у вас беглый осужденный на совести. Хотя, может, это и к лучшему — не придется работать бок о бок с уголовником.

Он в очередной раз нарвался.

— Николай Петрович, а вам известно, при каких обстоятельствах Тихонов взламывал эти банки? — вкрадчиво спросила Рогозина.

Круглов пожал плечами.

— На пари, кажется. Что это меняет?

— Может быть, вам также известно, куда он потратил деньги?

— Да какая разница! — повысил голос майор.

Рогозина уперла руки в боки.

— Все до копейки он переводил на счета наркологических клиник. Сказать, почему?

— И почему?

— Три года назад он похоронил свою сестру, которая умерла от передозировки. Так что я попрошу вас хорошо подумать, прежде чем называть Ивана уголовником.

Круглов пренебрежительно дернул уголком рта.

— То же мне… Юрий Деточкин нашелся…

Лару долго не хоронили. Местный участковый, боясь взять на себя ответственность, не выдавал справку о смерти. Но и дело не открывал. Явно же «висяк»…

Все случившееся напоминало бездарный сценарий банального кино. Нашли девчонку в подвале соседнего дома. И вовсе не потому, что родители, обеспокоенные ее долгим отсутствием, написали заявление на розыск. Нет, к ее недельным отлучкам все привыкли. Причем еще до того, как этот гад посадил ее «на иглу». Сначала она просто зависала у него по несколько дней. Вернее — ночей. А днем, как ни странно, исправно ходила в институт.

Мама знала, что у дочери странный роман. Но так у них было заведено: если Ларе нужно поделиться, она сама расскажет, спросит, посоветуется… Дочь был откровенна с матерью. Они больше походили на подруг, несмотря на солидную разницу в возрасте. Ларец, как с малолетства называли родные девочку, была поздним ребенком.

О новой любви мать узнала почти сразу. Дочь как-то приехала домой очень расстроенная и призналась: «Я влюбилась. Он в два раза старше меня. И… алкоголик». Радости такое сообщение не прибавило. Но… «Я тебе свою голову приставить не могу. Будет плохо. Я знаю. Но ты вряд ли поверишь. Захочешь все сама пережить…» И Лара переживала, как могла… А могла не очень здорово. Ее засасывало. О том, что любимый алкоголем пытался отучить себя от наркоты, она матери уже не сказала. Понимала, что только напугает ее. Вместо этого по юношеской самоуверенности решила, что поможет дорогому человеку справиться с напастью. Он же сам этого хочет… Но не срослось. Вместо этого во время одной из пьянок, в которых начала участвовать, чтоб быть «своей в доску», в пьяном угаре даже не заметила первый укол, сделанный чьей-то «дружеской» рукой. Только утром поняла, что с ней что-то не то. А потом, в душе, заметила характерный след… С того случая любимый перестал делать вид, что борется с собой. И не давал Ларе опомниться. С мамой она больше ни о чем не разговаривала. Да этого и не требовалось. Ни у кого не оставалось сомнений в том, что творится с девушкой. В институт она ходить перестала. Дома не появлялась по несколько дней. Если заезжала — захлопывала дверь перед носом родителей и включала музыку. Мать тоже замкнулась в себе, чувствуя вину — не настояла, не запретила… И еще вчерашние логичные рассуждения, что силой от нового поколения ничего не добьешься, не помогали. Ведь даже не попыталась.

Единственный, с кем девушка общалась, был младший брат Иван. Ему она могла часами рассказывать о своих ощущениях «под кайфом». Истерично смеялась, что соберется с силами и напишет роман «из жизни глюков». Брат слушал, как правило, молча. Но про себя решил, что обязательно вытянет сестру.

Не успел…

А через два месяца — похоронил и мать…

Мир рухнул окончательно.

Это была неизбежная, как фатум, московская пробка. Джип Рогозиной застрял в числе прочих. Единственное, что было ей под силу, — постепенно тасуясь, как в детской игре в пятнашки, перебраться в крайний правый ряд.