Горан Петрович - Поймай падающую звезду

Женщина взяла сумку, которую оставила на полу, рядом с кроватью. В ее внутреннем кармане, закрытом на молнию, лежал конверт с деньгами. Прежде чем открыть его, она включила лампу на тумбочке, вновь взглянув на призрачный циферблат часов. Цифры вспыхивали голубым светом, показывая десять минут пятого. «Уже», — подумала она, утешившись скорым наступлением утра. В конверте было две тысячи динаров. Констатировала, совсем как в своей бухгалтерии: «Купюрами по двадцать динаров». Это была неучтенка, ее часть отката от продажи служебного помещения в Белграде, которое принадлежало — она не знала точно — то ли прежней фирме, то ли новой, которая отделилась от старой и которую возглавлял мужчина, ставший ее любовником.

Женщина подумала, что все было неплохо исполнено, эта продажа, их приезд (директоров, юристов, шефов отделов продаж) формально на семинар экономистов в концертном зале гостиницы «Славия». Там же они сняли номера, поскольку семинар был рассчитан на два дня, но участники из других городов хотели немного развлечься, раз уж оказались далеко от дома. Ее директора не интересовало мнение экономистов, университетских преподавателей, разных теоретиков. «Все они утописты», — любил повторять он. Нравилось ему производить впечатление остроумного человека.

В самом начале их связи ему достаточно было показать палец, и она заливалась почти истерическим смехом. Когда она в первый раз оказалась в его постели, то подумала: «Боже мой, если я ничего не чувствую, никакого возбуждения, а уж о любви тут тем более речи нет — так чего же боюсь?»

Куда больше она боялась, что ее накажут за собственные подписи. Она расписывалась везде, где только ей велели. Для порядка читала тексты и сверяла цифры. На бумаге все сходилось, все было точно подсчитано, но она-то знала, что это только так кажется, все данные подделаны, подогнаны. Иногда она понимала, что кроется за этими фальшивыми данными, но, в основном, особенно в последнее время, подписывала счета, не вникая в их содержание, стараясь ничего не проверять.

Ночами дневная уверенность и легкость, с которой она визировала бумаги, внезапно сменялась хладнокровной серьезностью следователя. Она сама себе стала следователем: «Где отчеты о командировках? Что это за счета? Вы, как главный бухгалтер, должны были знать, что эти сведения сфальсифицированы. Где товар, закупленный в счет этого кредита? Не знаете или, что еще хуже, знаете…» В итоге она, навечно опозоренная, оказывалась в тюремной камере.

Купюры были новенькие, плотные и хрустящие. Получив их после обеда в ресторане, она почувствовала себя контрабандисткой. Все дела были обстряпаны в том ресторане. Фирму, купившую помещение, тоже представляли руководители — директор, шеф отдела продаж, юрист, а в качестве украшения присутствовала секретарша, явно чья-то любовница, молодая блондинка с глубоким декольте, которая то и дело вставала, куда-то уходила и вскоре возвращалась, бесстыже крутя задницей. Они, конечно, тоже получили свои доли отката. Потом они все вместе отправились на послеполуденное продолжение дискуссии о новых методах в экономике, как бы зарабатывая себе алиби.

Вечером они опять встретились за ужином с горячительными напитками, на этот раз в гостиничном ресторане.

Днем женщина не успела обойти магазины и потратить деньги. Пачка банкнот, пока она держала ее в руках, пахла чем-то пресным, сырым мясом и эссенцией. Ее чуть не стошнило от этого запаха. На самом же деле вонь исходила из открытых дверей ванной комнаты, смердело дезинфекцией.

«Он даже душ не принял», — подумала она о директоре. Спешил присоединиться к обществу, расположившемуся в ресторане. Она смотрела, как тот поспешно одевается, почти на бегу, стремясь уйти как можно скорее. Ей пришлось напомнить ему о галстуке. Даже сама повязала его, намеренно полуголая, в одной комбинашке, приблизившись к нему. Он шлепнул ее по ляжке и сказал: «Можешь присоединиться к нам, если пожелаешь». Она ответила: «Нет, спасибо, я устала».

И в самом деле уснула, как только он ушел. Но и во сне она не забывала о том, что в чем-то провинилась, что она в гостинице, и одновременно в больнице, и на вокзале, и бесцельно слоняется, не зная, куда и зачем нужно идти.

Если бы можно было опять заснуть, вздохнула она. Если бы подумать о чем-нибудь хорошем! Например, что купить детям. Дочка хотела несессер с комплектом косметики, а сын — диктофон «Сони» со встроенным радиоприемником. Его желания для нее всегда превращались в увлекательные экспедиции. И чем они были сложнее, тем ей было приятнее. Вот и сейчас ее ожидал поход по магазинам электротехники. Она представила себя у прилавка, как делает вид, что ровным счетом ничего не понимает в этих делах, и как продавцы стараются ей угодить. Представила и некоего случайного покупателя, вежливого и предусмотрительного, который вступил с ней в беседу, а она с нежностью и гордостью в голосе сообщила ему, что покупает для сына диктофон, а он-то точно знает, как выбрать лучшее…

Она увлеклась, но подкравшийся долгожданный сон увлек ее в пространство, напоминающее больницу, правда, без кроватей и больных, по крайней мере она их не заметила. Откуда-то возникли два санитара и сообщили ей, что сына только что искупали и надо, чтобы она одела и обула его. Это обеспокоило ее. Она вошла в другую комнату, отодвинув клеенчатую занавеску цвета сырого мяса. Увидела сына, который стоял в яме. Над ее краями возвышался его торс, голый и белый. В его вещах она сразу заметила ботинки с толстыми ортопедическими подметками. «А где твои кроссовки?» — с укором спросила она, стараясь не показывать свой страх. «Разве ты не знаешь, что я не ношу кроссовки?» — ответил он. «Это неправда! — возмутилась она, подходя к нему со спины, в то время как он дергался в яме, словно заводная игрушка. — Немедленно вылезай оттуда!» — прикрикнула она, ухватила сына за плечи и принялась отчаянно, что было сил, трясти его. Эта тряска и разбудила ее.

Когда она, приподнявшись, открыла глаза, два молочно-белых цилиндра на люстре закружились. Она зажмурилась, и перед ее внутренним взором возникло лицо сына с упрямым и печальным взглядом. Она вновь открыла глаза. Белые цилиндры были недвижны. Она опустила босые ноги на пол, подошла к окну и раздвинула занавески.

Внизу, на перекрестке, сквозь покров темноты пробивался неоновый свет. Трамвайные рельсы выстроились в четыре ряда.

Женщина увидела, как на улицу, раскачиваясь и скрежеща, сворачивает трамвай. Из его окон лился слабенький, как из сиротской хижины, желтоватый свет. Можно было различить темные согбенные фигуры немногочисленных пассажиров. Ей захотелось присоединиться к ним, сесть на потертое сиденье и погрузиться в бесконечное круженье этого трамвая, не задумываясь над тем, куда он ее увезет.