Джордж Элиот - Адам Бид

– Я сам видел его, – рассказывал он, – я видел, как он ехал по лугу, окруженному дикими яблонями, на лошади с голою мордой. Я только что хотел выпить пинту – это было утром в половине одиннадцатого, в это время я всегда выпиваю пинту так же аккуратно, как часы, – вот вижу, что Польз едет в своей телеге, и кричу ему: «У вас нынче будет изрядно ячменя, Польз, если только вы позаботитесь о себе». Потом я обошел кругом двора, где ставятся копна, и вышел на треддльстонскую дорогу. В то самое время, как я подходил к большому ясеневому дереву, вдруг вижу, как этот человек в сапогах с отворотами едет на лошади с голою мордой. Вот не пошевелить мне членом, если это неправда. Я остановился, пока он подъехал, и говорю: «Доброго утра, сэр», говорю. Мне хотелось услышать, каким языком он говорит, чтоб знать из здешнего ли он края. Вот и говорю: «Доброго утра, сэр. Славная погода стоит дли ячменя сегодня! Его можно будет убрать немало, если, Бог даст, простоит так». А он и говорит: «Да, вы, может быть, и правы; а впрочем, наверное сказать нельзя», – говорит. Из его слов я и узнал, – продолжал мистер Кассон, подмигивая, – что он не из-за ста миль приехал к нам. Ведь, чай, мой выговор показался ему странным, как всем вам ломшейрцам кажется выговор всякого человека, который говорит настоящим английским языком.

– Настоящим языком! – сказал Бартль Масси презрительно. – Ваш язык так же походит на настоящий, как писк поросенка на арию, которую играют на рожке с клапанами.

– Ну, не знаю, – отвечал мистер Кассон с гневною улыбкою. – Я думаю, человек, который терся между господами с детства, может знать, что такое настоящий язык, почти так же хорошо, как школьный учитель.

– Ну, конечно, – сказал Бартль тоном саркастического утешения, – вы говорите настоящим языком, но он настоящий язык только для вас. Козел Майка Гольдсворта кричит бэ-э-э, так он и должен кричать, и было бы неестественно, если б он издавал другой звук.

Так как все остальное общество состояло из жителей Ломшейра, то против мистера Кассона поднялся дружный смех, и содержатель счел благоразумным возвратиться к прежнему вопросу, который не только не был истощен в один этот вечер, но еще возобновлен на кладбище перед службою на другой день, с новым любопытством, которое сопровождает все новости, когда присутствует при сообщении их новый человек. А новый слушатель был Мартин Пойзер, который как выражалась жена его, «никогда не ходил нализываться с людьми из этой кассоновской шайки, которые только сидят да насасываются, и на вид ни дать ни взять треска с красной башкой».

Вероятно, по причине беседы, которую мистрис Пойзер вела с своим мужем, когда они возвращались домой из церкви, касательно этого загадочного незнакомца, эта почтенная женщина немедленно подумала о нем, когда дня два спустя стояла на пороге дома с вязаньем в руках, предаваясь досугу с удовольствием, что всегда случалось с ней после того, как все было вычищено после обеда, и увидела старого сквайра, въезжавшего к ним на двор на черном пони, в сопровождении Джона-грума. Впоследствии она всегда приводила в пример своего предвидения, в котором действительно заключалось что-то более чем ее собственная замечательная проницательность, что в ту самую минуту, как она увидела сквайра, она подумала: «Мне вовсе не покажется удивительным, если он приехал из-за того человека, который берег лесную ферму, и потребует от Пойзера, чтоб он сделал для него что-нибудь так, даром. Но дурак будет Пойзер, если сделает».

Ясно, что предстояло что-то необыкновенное: старый сквайр посещал своих арендаторов редко; и хотя в продолжение последних двенадцати месяцев мистрис Пойзер повторяла в своем уме множество речей, и не таких, которые бы не имели никакого значения, речей, с которыми она решительно намеревалась обратиться к сквайру в следующий же раз, когда он появится на господской мызе, тем не менее речи мистрис Пойзер всегда оставались при ней.

– Здравствуйте, мистрис Пойзер, – сказал старый сквайр, выпучив на нее свои близорукие глаза; такой взгляд его, замечала миссис Пойзер, «всегда расстраивал ее, словно вы были насекомое и он вот хочет убить вас своим ногтем».

Тем не менее она отвечала: «К вашим услугам, сэр» – и присела с видом совершенного уважения, приближаясь к нему. Она не была такой женщиной, которая стала бы дурно обращаться с старшими и действовать вопреки катехизису приличий без строгого к нему возбуждения.

– Ваш муж дома, мистрис Пойзер?

– Да, сэр, только он на дворе, где копна. Я сию минуту пошлю за ним. Не угодно ли вам сойти с лошади и войти в дом?

– Благодарю вас. Я так и сделаю. Мне хотелось бы посоветоваться с ним об одном дельце, но оно относится и до вас в такой же степени, если только не более. Я хотел бы знать и ваше мнение.

– Хетти, сбегай за дядей и позови его сюда, – сказала мистрис Пойзер, когда они вошли в дом и старый джентльмен низко поклонился в ответ на приветствие Хетти, между тем как Тотти, зная, что ее передник был выпачкан вареньем из крыжовника, стояла, прислонясь лицом к большим часам, и посматривала оттуда только украдкой.

– Что за прелесть эта старая кухня! – сказал мистер Дон-ниторн, осматриваясь кругом с удовольствием. Он говорил всегда так же обдуманно, мерно, вежливо, все равно были ли его слова сладки как сахар или ядовиты. – И как вы удивительно чисто содержите ее, мистрис Пойзер! Знаете ли, я люблю ваш дом больше всех других в имении.

– В таком случае, сэр, если он действительно так нравится вам, то я была бы очень рада, если б вы приказали сделать в нем кой-какие починки. Обшивка в таком положении, что нам от крыс и мышей просто житья нет, а в погребе вода будет вам по колено, если вам угодно посмотреть, но я полагаю, что вы поверите мне и на слово. Не угодно ли вам присесть, сэр?

– Нет еще, я должен видеть вашу сырню. Я не видел ее несколько лет, а между тем все решительно не могут нахвалиться вашим прекрасным сыром и маслом, – сказал сквайр, вежливо показывая вид, что не думает, будто мог существовать какой-нибудь вопрос, в котором он и мистрис Пойзер были бы несогласны между собою. – Кажется, я вижу, что дверь отперта вот там. Вы не должны удивляться, если я брошу завистливый взгляд на ваши сливки и масло. Я уж никак не думаю, чтоб сливки и масло мистрис Сачелль выдержали какое-нибудь сравнение с вашими.

– Я не могу ничего сказать об этом, сэр. Мне редко приходится видеть чужое масло. Правда, у некоторых такое масло, что на него и смотреть не нужно, достаточно одного запаха.

– Вот это мне нравится! – сказал мистер Донниторн, окидывая взором сырой храм опрятности, но оставаясь возле дверей. – Я уверен, что я завтракал бы с большим аппетитом, если б знал, что сливки и масло, которые подаются мне, из этой сырни. Очень вам благодарен. Право, посмотреть на все это – истинное удовольствие. К несчастью, мое легкое расположение к ревматизму заставляет меня остерегаться сырости: я присяду в вашей уютной кухне… А, Пойзер! как вы поживаете? Все работаете, я вижу, как всегда. Я смотрел превосходную сырню вашей жены, лучшей хозяйки во всем приходе, не так ли?