Джордж Элиот - Адам Бид

Почти совершенно так же наш друг Адам Бид думал о Хетти, только он облекал свои мысли в другие слова. Если она когда-либо обнаруживала перед ним холодное тщеславие, то он говорил самому себе: «Это происходило оттого, что она меня не довольно любит»; и он был убежден, что ее любовь, когда только она дарует ее, будет драгоценнейшим из благ, которыми только человек может обладать на земле. Прежде чем вы упрекнете Адама в недостатке проницательности, спросите, пожалуйста, себя: были ли вы когда-нибудь расположены думать дурное о прелестной женщине… могли ли вы когда-нибудь, без жестоких головоломных доводов, думать дурное об одной в высшей степени прелестной женщине, которая очаровала вас? Нет, кто любит пушистые персики, тот способен не думать о косточке и потому иногда часто жестоко повреждает себе зубы о нее.

Артур Донниторн также имел подобное же мнение о Хетти, в том отношении, насколько он вообще думал о ее природе. Он был уверен, что она была милое, доброе, нежное существо. Мужчина, пробуждающий чудную, волнующую страсть в молодой девушке, всегда считает ее нежною и любящею; и если случится ему подумать о будущих годах, то он, вероятно, воображает, что добродетельно-нежен к ней, так как бедное существо так сильно привязано к нему. Бог уж сотворил этих милых женщин такими, и такой порядок вещей приходится весьма кстати в случае болезни.

Как бы то ни было, я думаю, благоразумнейший из нас непременно обманывается иногда таким образом и непременно думает о людях лучше или хуже, нежели они заслуживают. Природа имеет свой язык, и ее нельзя обвинить в неправдивости; но мы и до настоящего времени не знаем ее запутанного синтаксиса, и при торопливом чтении может случиться, что мы извлечем из ее слов совершенно противное значение. Длинные темные ресницы, например: что может быть изящнее их? Я считаю невозможным не ожидать некоторой глубины души за глубоким серым глазом с длинною темною ресницею, несмотря на опытность, показавшую мне, что то и другое бывает и при обмане, корыстолюбии и глупости. Но когда, отвернувшись с отвращением, я прибегал к рыбьему, безжизненному глазу, то в результате оказывалось поражающее сходство. Можно, наконец, подозревать, что между ресницами и нравственностью нет прямого соотношения, или, иначе, что ресницы выражают характер прекрасной бабушки данного индивидуума, что вообще имеет для нас небольшое значение.

Не было ресниц, которые могли бы быть красивее ресниц Хетти, а теперь, между тем как она с голубиным величием расхаживает по комнате и смотрит на свои плечи, обрамленные старыми черными кружевами, темная бахрома обнаруживается в совершенстве на ее розовой щеке. Ее узкое воображение может рисовать только тусклые неопределенные картины будущности, но во всех картинах на первом плане она в прелестных платьях. Капитан Донниторн очень близок к ней; он обвивает рукою ее стан, быть может, целует ее, а все другие удивляются и завидуют ей, преимущественно же Мери Бердж, новое набивное платье которой кажется весьма жалким рядом с блистательным туалетом Хетти. Не примешивается ли к этим мечтам о будущем какое-нибудь сладостное или грустное воспоминание? Заботливая мысль о ее вторых родителях, о детях, за которыми она помогала ходить, о молодой подруге, о любимом животном, о каком-нибудь случае из ее собственного детства? Нет, ни одной. Есть растения, которые едва ли имеют корни: вырвите их из их родного уголка в скале или в стене и положите их просто на ваш цветочный горшок, служащий у вас украшением, и они станут цвести нисколько не хуже прежнего. Хетти могла сбросить с себя всю свою прежнюю жизнь и никогда не захотела бы, чтоб ей опять напомнили о ней. Я думаю, у нее не было никакого чувства к старому дому и она не любила греческой валерьяны и длинного ряда роз в саду больше других цветов, может быть, даже и не столько, как другие цветы. Надобно было удивляться, как мало она, по-видимому, заботилась об ухаживании за дядей, который был для нее вторым отцом: она едва ли подала ему когда-нибудь трубку вовремя без того, чтоб ей не сказали об этом, разве в доме был гость, который мог бы иметь удобный случай видеть ее, когда она пойдет мимо камина. Хетти не могла постигнуть, каким образом можно было чувствовать расположение к пожилым людям. Что ж касается этих скучных детей, Марти, Томми и Тотти, то они были просто наказанием ее в жизни, как жужжащие насекомые, которые мучат вас в жаркий день, когда вам хочется покоя. Марти, самый старший, был еще грудным ребенком, когда она только что прибыла на мызу, ибо дети, родившиеся прежде него, умерли, и, таким образом, Хетти видела, как все трое, один после другого, ходили около нее, переваливаясь со стороны на сторону, на лугу или играли на ее глазах в сырую погоду в полупустых комнатах большого старого дома. Мальчики уж подросли теперь, но Тотти надоедала день-деньской гораздо хуже, чем оба других в свое время, потому что о ней хлопотали гораздо больше. И не было конца деланию и починке платьев. Хетти обрадовалась бы, если б ей сказали, что она никогда больше не увидит никакого ребенка; дети были хуже грязных крошечных ягнят, которых пастух всегда приносил в дом, чтоб они имели особенный уход, когда наступало время ягниться, ибо от ягнят, раньше или позже, освобождались. Что ж касается молодых цыплят и индийских кур, то Хетти возненавидела бы самое слово «вывод», если б ее тетка не подкупила ее смотреть за молодыми домашними птицами, обещав ей давать ценность одного цыпленка с каждого выседа. Круглые, пушистые цыплята, выглядывавшие из-под крыла матери, никогда не доставляли Хетти удовольствия – не об этого рода красоте заботилась она, она заботилась о красоте новых вещей, которые купит для себя на треддльстонской ярмарке на деньги, вырученные продажею цыплят. А между тем она имела вид столь приятный, столь очаровательный, когда наклонялась, чтоб положить моченый хлеб под курятник, что вам действительно нужно бы быть весьма проницательными, чтоб подозревать ее в жестокости. Молли, горничная, со вздернутым кверху носом и выдающеюся челюстью, была в действительности девушка с нежным сердцем и, как выражалась мистрис Пойзер, просто драгоценность относительно ухода за курами, но на ее неподвижном лице выражалось настолько этой материнской радости, насколько бурый глиняный кувшин пропускает сквозь себя свет лампы, помещающийся в нем.

Вообще, женский глаз прежде всего открывает нравственные недостатки, скрывающиеся под милым обманом красоты. Таким образом, неудивительно, что мистрис Пойзер, с ее проницательностью и при множестве случаев для наблюдений, составила довольно верную оценку того, что можно было ожидать от Хетти в области чувства, и в минуты негодования иногда с большою откровенностью высказывала мужу свое мнение относительно этого.