Якоб Гримм - Настоящие сказки братьев Гримм. Полное собрание

Когда все они были накормлены и напоены, девушка подсела к старику за стол и ела только то, что он ей оставил.

Вскоре и петушок с курочкой стали головку под крылышко подвертывать, и коровушка глазами помаргивать. Тогда девушка сказала: «Не пора ли нам и всем на покой?»

Петушок, курочка и коровушка отвечали: «Дукс!

Тут взошла девушка на лестницу, изготовила постели, и когда все было готово, пришел старик и лег на одну из кроватей, прикрывшись до самых ног своей седой бородой.

Девушка легла на другую кровать, помолилась Богу и заснула спокойно.

Так проспала она до полуночи; а тут вдруг и проснулась от страшного шума и треска во всем доме.

В углу что-то трещало и стучало, дверь распахнулась настежь и ударилась о стену.

Все балки гудели, словно кто их из стены выворачивал; а потом и лестница как будто обвалилась, и наконец что-то так грохнуло, как будто весь дом рухнул разом.

Но так как потом все опять стихло, то она осталась в своей постели и опять заснула.

Когда же утром она проснулась при ярком солнечном свете, что же она увидела?

Лежала она в большом зале, и все кругом блистало царственною роскошью: на стенах по зеленому шелковому полю раскидывались золотые цветы; кровать была из слоновой кости, и одеяло на ней — красное, бархатное, а рядом на стуле лежала пара красивых туфель, вышитых жемчугом.

Девушка думала, что все это ей во сне видится; но в зал вступили трое богато одетых слуг и спросили ее, что она им прикажет. «Ступайте, — сказала им девушка, — я сейчас встану, сварю суп старику, а затем и петушка, и курочку, и коровушку накормлю».

Она подумала, что старик-то уж, верно, встал, обернулась к его кровати, а на ней его уже нет, и вместо него лежит какой-то чужой, молодой и красивый…

И вот он проснулся, поднялся и стал говорить ей: «Я королевич; меня заворожила злая ведьма и осудила на то, чтобы я жил стариком в лесу, и никто не смел жить около меня, кроме моих трех слуг в образе петушка, курочки и пестрой коровушки. И это должно было длиться до тех пор, пока не придет к нам девушка, настолько добрая, что не только к людям, но даже и к животным выкажет себя милостивой. Эта девушка — ты! Сегодня в полночь мы все благодаря тебе были избавлены от чар, и старый лесной домишко опять превращен в мой королевский дворец».

Затем королевич призвал своих слуг и приказал им поехать и привезти родителей девушки на празднованье свадьбы.

«Но где же сестры-то мои?» — спросила девушка. «Их я запер в подполье, и завтра они будут отведены в лес; там придется им быть в услужении у угольщика до тех пор, пока они не станут добрее и не научатся не забывать о бедных животных».

Жил да был портной, человек привередливый, и жена его, добрая, старательная и скромная женщина, никак не могла на него угодить. Что бы она ни делала, он всем был недоволен, ворчал, ругался, щипал и бил ее.

Прослышало, наконец, об этом начальство и засадило его в тюрьму, чтобы научить уму-разуму.

Продержали его сколько-то времени на хлебе и воде, потом отпустили; однако же он должен был дать подписку, что не будет больше жену бить, а напротив — мирно с ней жить, и горе, и радость с ней делить, как надлежит хорошим супругам.

Некоторое время все шло ладно, а затем он опять принялся за прежнее — стал ворчать и придираться.

А так как он не смел ее бить, то он захотел ее однажды за волосы схватить и дернуть.

Жена от него ускользнула и выскочила во двор, а он-то за ней стал гоняться с аршином и ножницами и то ножницами, то аршином в нее бросать, то всем, что под руку попадется. Как попадет в жену, так и хохочет, а не попадет, шумит и бушует.

И так продолжал он действовать до тех пор, пока соседи не пришли его жене на помощь.

Опять призван был портной к начальству, опять напомнило ему начальство о его обещании. «Милостивые государи мои, — отвечал портной, — я сдержал обещание мое: я жены не бил и делил с нею радость и горе». — «Как же это так? — спросил судья. — Недаром же она на вас так жалуется?» — «Я ее вовсе не бил, а так только, хотел ей немного волосы поправить, да она у меня выскользнула и меня покинула. Вот я за ней и погнался, и, чтобы возвратить ее к исполнению обязанностей, я ей в виде напоминания только стал бросать вслед все, что попадалось под руку. И даже скажу, что при этом и радость, и горе с нею делил: каждый раз, как попаду в нее, это моя радость, а ей горе; а каждый раз, как дам промах, это ей радость, а мне горе!»

Но судьи этим ответом не удовлетворились и приказали надлежащим образом наградить портного за его дела.

Во времена былые в каждом звуке был свой смысл и значение. В те времена и у птиц был собственный язык, для всех понятный, а теперь мы слышим только чириканье, карканье да присвистыванье, и только у немногих — что-то вроде музыки без слов.

И вот пришло однажды птицам в голову, что им не следует долее жить без господина и повелителя, и потому они решились одного из своей среды избрать себе в короли.

Только одна из птиц, пигалица, воспротивилась: свободною жила она и свободною хотела умереть; она удалилась в глухие и никем не посещаемые болота и более уже не показывалась среди пернатых.

Захотелось птицам о своем общем деле посоветоваться, и вот в одно прекрасное майское утро слетелись они с полей и лесов на совещание: орлы и зяблики, совы и вороны, жаворонки и воробьи — да разве их всех перечислить? Даже и сама кукушка изволила пожаловать, и даже предвестник ее, удод, который всегда бывает слышен дня за два раньше кукушки; между прочим, к общей стае примешалась и еще маленькая птичка, у которой имени не было.

Курица, которая случайно ничего об этом общем деле не слыхала, подивилась такому большому собранию. «Как, как, как, — закудахтала она, — что-то не так!» Но петух успокоил свою милую подругу и рассказал ей, для чего они собрались.

И вот решено было на собрании, что королем должна быть та из птиц, которая всех выше может взлететь.

Древесная лягушка, засевшая где-то в кустах, услышав это, как бы в предупреждение заквакала: «Нет, нет, нет, нет!» А ворон выразил одобрение важным и звонким карканьем.

И вот было решено, что все в это же самое прекрасное майское утро должны взлететь ввысь, чтобы никто потом не смел сказать: «Я бы еще выше мог подняться, да тут вечер наступил — и я не успел».

Итак, по одному знаку вся стая взвилась вверх. Пыль столбом поднялась вслед за нею в поле; раздался сильнейший шум и шелест, и свист крыльев, и издали казалось, что с поля поднялась черная туча. Но маленькие птички вскоре поотстали, не могли лететь далее и пали на землю. Те, кто побольше, дольше могли выдержать, но никто не мог сравниться с орлом, который поднялся так высоко, что самому солнцу глаза мог повыклевать. И когда он увидел, что никто из птиц не мог подняться до него, то и подумал: «Зачем мне лететь еще выше, я и так буду королем», — и стал спускаться.