Владимир Яцкевич - Цветок в пыли. Месть и закон

Ничего нового в этом разговоре для нее не было, и она совсем было решила оставить старика выговариваться в одиночестве, когда он случайно набрел на живо заинтересовавшую ее тему.

— А этот Виру, или как там его зовут. Виру! Что это за имя для уважающего себя человека? Кто он вообще? Ты хоть знаешь что-нибудь о его родне, занятиях, состоянии? Вот наступили времена — человек катается с моей внучкой в ее дурацкой коляске, а я не знаю, к какой касте он принадлежит! А его вчерашняя поездка к Габбару? Он что, служит в полиции? Или он охотник на тигров? Говорят, одного из них ранили. Смотри, Басанти, моя мать всегда говорила: жене вора однажды быть вдовой, — дед угрожающе сдвинул седые брови.

— Какого вора? Какой жене? — взвизгнула Басанти и, решив, что с нее на сегодня достаточно, выскочила из комнаты.

Дедушка, оставшись один, продолжал свои разоблачения, на этот раз касавшиеся брата Басанти Рави, который, к счастью, отсутствовал и потому был не в претензии.

Насчет Рави и у Басанти нашлось бы что сказать. Она привыкла, что брат, несмотря на свое старшинство, находился у нее в полном подчинении, и пользовалась этим, как могла. Но в последнее время стало ощущаться, что кто-то другой оказывает на него свое влияние, и отношения с сестрой Рави стал строить по-новому. Он успел несколько раз заявить ей, что она ведет себя легкомысленно, что ей пора бросить свои мечты о карьере танцовщицы и, уж коли она не собирается в ближайшее время замуж, заняться хотя бы учебой — они вполне могли бы это себе позволить.

В общем-то Басанти во многом была с ним согласна, но сам факт, что братец считает возможным читать ей нотации, бесил ее. У Рави явно завелась привязанность в Мансуре, и у Басанти были даже кое-какие подозрения насчет того, кто бы это мог быть. Мысль о том, что брат, которым она вертела всю жизнь, но которого очень любила, теперь принадлежит другой и настолько считается с ее мнением, что критически рассматривает поступки сестры, казалась ей невыносимой, и они ссорились с Рави каждый день.

Она так и не вручила ему браслет, который купила, хотя ей и очень хотелось сделать это, не дожидаясь праздника, просто затем, чтобы он знал, что, несмотря на все их ссоры, она любит его и дорожит его любовью. Но они всегда успевали поругаться, прежде чем она вытаскивала ракхи из шкатулки. Басанти даже стала носить браслет с собой, чтобы в случае короткого перемирия сразу же надеть брату на руку, но затишья стали настолько коротки, что ей так и не удалось сделать это.

«Конечно, — говорила себе Басанти, — характер у меня не слишком покладистый. Но я ведь стараюсь стать лучше? Или не стараюсь? Трудный вопрос».

Со свойственной ей решительностью она тут же уселась в свою коляску и отправилась в храм Шивы — просить его милости в отношении своего ужасного нрава. Шиве, конечно, было под силу и из нее сделать кроткую овечку, но заставить ее пять минут кряду думать об одном и том же не смог бы и он. А потому, когда она подъезжала к храму, Басанти уже забыла, за чем она именно сюда направлялась, и готовила Богу совсем другие просьбы.

Был сомавар — понедельник, день бога Шивы, и многие из деревни собирались сегодня в храм, но в это время суток мужчины работали в поле, а женщины еще не закончили с домашними делами. Басанти оказалась в храме одна.

Она коснулась рукой одного из висящих у входа колокольчиков, ответившего ей чистым звуком, и очутилась в святилище Шивы.

На высоком постаменте из серого камня застыла статуя бога. Шива восседал на расстеленной шкуре оленя, закрыв глаза и погрузившись в великое раздумье. Он, созидающий мыслью, источал мир и спокойствие.

Вокруг располагались фигурки, представляющие богиню Парвати — жену бога, его слоновоголового сына Ганешу и быка Нандина, неразлучного спутника Шивы, окаменевший взгляд удлиненных больших глаз которого навеки прикован к изображению Бога, а крутой горб на загривке и широко поставленные короткие рога символизируют силу животного, переносившего Шиву во все уголки Вселенной.

Басанти, коснувшись рукой статуи, склонилась в приветственном жесте, потом зашла в соседнее темное помещение, похожее на каменный мешок. Там, освещаемый одним лишь светильником, возвышался шивалингам, высеченный из мрамора. С потолка, под которым был подвешен специальный сосуд, на лингам капля за каплей падала вода, призванная охладить Шиву, которого до сих пор жжет проглоченный им в незапамятные времена яд.

Девушка подошла, прошептала короткую молитву, бросила к лингаму щепотку красного порошка и кусочек банана, и вернулась туда, где в окружении своего семейства размышлял о мироздании Бог.

Каждый шаг Басанти сопровождался перезвоном бубенчиков на ножных браслетах, и в тишине храма эти звуки показались девушке излишне вызывающими. Она встала подальше от Шивы и решила двигаться как можно меньше, чтобы не досаждать Богу своим легкомысленным звоном.

Однако Шива был невозмутим. Возможно, он и не ожидал от Басанти, да и от всех остальных рамгарцев ничего иного. Он давно уже привык, что с ним, как и со всеми остальными богами, жители деревни обращаются запросто, по-домашнему, доверительно делясь всеми своими делами и прося всего — даже того, что могли бы получить сами, если бы не поленились протянуть руку.

Теперь он, не поднимая каменных век, ждал, чего попросит у него эта ранняя посетительница, звеневшая, как ситара.

Басанти не стала томить его неизвестностью и после короткого вступления перешла к делу:

— О Боже, ничего на свете не скрыто от тебя. Ты все знаешь, ты все видишь. Поэтому я прошу тебя, о Всемогущий, назови мне имя моего будущего мужа.

Девушка подождала минуту, но Шива хранил молчание и не стал разжимать строгих уст ради устройства ее семейной жизни.

— Сегодня понедельник, и я пришла к тебе — как обычно, — осторожно намекнула Богу Басанти на свое похвальное постоянство.

И это никакого впечатления не произвело.

— Я думаю, ты исполнишь мою просьбу, — заныла девушка с выражением полного разочарования на свеженьком личике. — Если ты еще не нашел для меня суженого, то, пожалуйста, постарайся не забыть, что Басанти хочет быть счастливой.

Девушка несколько раз тяжело вздохнула, всем своим видом показывая, как велико это желание, и повторила последнюю фразу, чтобы быть уверенной, что Шива все понял как надо и не упустил главного.

— Я очень хочу быть счастливой. О Всемогущий, исполни мою просьбу.

Басанти молитвенно сложила руки и послала Богу кокетливый взгляд, решив использовать и это свое оружие — самое сильное из всех имеющихся в ее распоряжении.

Возможно, с этого и надо было начинать, потому что в ответ под каменными сводами загремел голос: