Андрей Пиперов - Целебный яд

Целебное свойство хинной коры было давно известно южноамериканским индейцам. Драгоценная хинная кора еще в середине XVII века была привезена в Европу. Полученный из нее порошок получил название „иезуитского“ или „порошка графини“.

Однако вывоз хинного дерева из родных Анд, где и до настоящего времени оно растет в диком состоянии, был запрещен перуанским правительством под страхом смертной казни.

Немало смелых людей пыталось „похитить“ семена или побеги хинного дерева в Перу и Боливии для его искусственного разведения в Индонезийском архипелаге, климатические и географические условия которого почти такие же, как в Андах. Известны имена индейца Мануэля, англичанина Чарльза Леджера и немца Карла Юстуса Хасскарла.

В основу романа „Целебный яд“ легли действительные приключения естествоиспытателя Карла Хасскарла, одного из тех, кто рисковал своей жизнью, чтобы дать людям благодатные дары хинного дерева.

Благодаря похищению хинного дерева в середине прошлого столетия медицина получила в свое распоряжение мощное средство для борьбы со страшным бичом человечества — малярией.

В эпоху капитализма добыча хинной коры на острове Яве, новой родине этого чудодейственного дерева, превратилась в неисчерпаемый источник огромных прибылей и в то же время в средство еще большей эксплуатации колониальных народов.

В нашем романе мы хотим познакомить читателя с делом скромного ученого и путешественника, трудившегося над улучшением условий человеческой жизни. Наряду с историческими лицами: Хасскарлом, профессором Гольдфусом, ван Потеном, ван Снуттеном и другими, в романе фигурируют и вымышленные герои, как например: Анита, матрос Иоганн, юный индеец Пепе, маленькая Пала и другие.

Мы не ставили себе задачу написать биографию Карла Хасскарла, нам хотелось только написать роман об отдельных этапах борьбы, которая велась в прошлом за овладение хинным деревом.

От авторов

Посещение ботанического сада

Лучи июльского солнца, отражаясь в окнах зданий и на готических кровлях, скользили по тихим водам Фульды. Бесчисленная мошкара роилась над рекой; стрекозы стремительно спускались к зеркальной поверхности воды, садились на распустившиеся водяные лилии и опять взлетали на ветви ближайших деревьев.

На берегу играли дети. Они гонялись друг за другом, громко кричали, то и дело плескаясь в воде.

Из расположенных неподалеку фабрик доносились удары молотов и шум машин. Эти звуки сливались с звонкими детскими голосами.

Город Кассель вписывал в свою летопись еще один обыкновенный летний день…

На часах городской башни пробило четыре. По одной из круто спускающихся к реке улиц шли двое. Пожилой человек вел за руку белокурого мальчика лет двенадцати, высокого роста, с нежными чертами лица. Под крутым лбом светилась пара живых голубых глаз, живым любопытством оглядывающих все вокруг.

Отец и сын…

Судя по скромной одежде, деньги не были завсегдатаями в их доме. Они шли медленно и оживленно разговаривали. Беспрестанные вопросы, задаваемые сыном, утомляли отца. Мальчик спрашивал обо всем окружающем, а отец терпеливо отвечал, делясь опытом своих пятидесяти лет.

Так оба они незаметно дошли до того места, где когда-то возвышалась высокая городская стена, отделявшая старую часть города от домов новых переселенцев.

Горный инспектор Хасскарл любил останавливаться на этом месте. Сейчас, держа за руку сына, он начал что-то с увлечением говорить, указывая ему на старый город. Рассказывал он о памятном 1688 годе, о строгости местного феодала ландграфа Карла, об измученных беженцах и переселенцах из Франции, жертвах жестокой инквизиции, о тяжелых годах реформации. В словах отца чувствовалось сострадание к этим людям, изгнанным из своей родины религиозным фанатизмом тогдашних владетелей. Из Франции они захватили с собой только два сокровища, отнять которые никто у них не мог: гордость и свободолюбие.

О гугенотах и их прошлом напоминал теперь только небольшой поселок Обернейштадт, все такой же опрятный и подтянутый, как и раньше.

Карл, так звали мальчика, слушал отцовский рассказ, восхищался мужеством и смелостью пришельцев, удивлялся их одаренности, и их великий подвиг вызывал в нем какие-то неясные мечты.

От старой стены сохранилось несколько метров кладки, обросшей живой изгородью плюща и черного паслена. Одна только грозно возвышающаяся старинная башня была немой свидетельницей далекой бурной эпохи. На поросших мхом и вьющимися растениями камнях еще виднелись раны, нанесенные в древних битвах и кровавых сражениях.

Когда оба путника приблизились к Шенефельду, перед ними открылся вид на большой кассельский парк. Безмолвное величие старого леса охватило их. Аромат свежей травы смешивался с запахом лесного перегноя и древесной смолы; вековые деревья простирали свои ветви к небу, а между ними просвечивали бархатистые зеленые прогалины. Дятлы долбили кору, и этот стук далеким эхом отзывался в лесной тишине; с еле слышным жужжанием пролетали дикие пчелы, и пестрые бабочки порхали в прозрачном воздухе.

Перед входом в ботанический сад собралось довольно много народа. Уличные торговцы наперебой предлагали разные лакомства, из которых маленьким посетителям особенно заманчивыми казались конфеты в ярких обертках. Посещение ботанического сада было для детей настоящим праздником.

Привратник внимательно проверял входные билеты, добродушно улыбаясь ребятишкам. Дружески улыбнулся он и Карлу, когда тот прошел мимо него и вместе с отцом направился в сад по посыпанной мелким кварцевым песком аллее.

Здесь было царство растений.

Ковры из живых цветов покрывали старательно разбитые клумбы. В огромных застекленных оранжереях росли редкие, не переносящие местного климата южные растения. В кратких надписях перечислялись их особенности. Группы посетителей, остановившись около каких-нибудь диковинных растений, с любопытством разглядывали их. В воздухе стояло монотонное гудение множества насекомых. Проворные белки перескакивали с ветки на ветку.

Отец и сын подолгу задерживались перед редкостными растениями. Погруженный в свои мечты, мальчик слушал, как зачарованный, объяснения отца.