Кейт Мак-Канн - Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка

В разговоре с нами он несколько прояснил ситуацию с этими «уликами». Мрачным тоном Рикарду рассказал нам о двух спаниелях, которых привезли в Португалию английские полицейские для помощи в расследовании. Кила, способная учуять малейшее количество крови, нашла ее следы в номере 5А. Поведение Эдди, натренированного на нахождение человеческих останков, указало на то, что там кто-то умер. Взятые в номере образцы были отправлены в криминалистическую лабораторию в Англию, и результаты должны были прийти со дня на день.

Я доверяла Рикарду, но я никак не могла понять, каким образом, не говоря уже зачем, кто-то смог убить Мадлен и унести ее тело за столь короткое время. Возможно ли такое? Да и подобное «доказательство» смерти вызывало доверия не больше, чем вся эта история с кровью. Получалось, что полиция, основываясь на поведении собаки, заключила, что в номере 5А кто-то умер, и, за неимением других кандидатов, решила, что это была Мадлен. Если предположить, что она действительно была убита (в чем мы очень сильно сомневаемся), ее тело должны были вынести из номера за считанные минуты. Неужели полицейские действительно полагали, что собака через три месяца после события могла учуять «запах смерти», оставшийся после того, как тело было вынесено из номера, причем очень быстро? Подобное кажется маловероятным.

Но я как мать Мадлен тогда, конечно, ни о чем таком не думала. Предположение Рикарду о том, что Мадлен была убита в той комнате, для меня было как нож в сердце. Мои уставшие плакать глаза снова наполнились слезами.

«Так значит, Мадлен мертва?.. Маньяк? Неудавшееся ограбление? Я не поверю в это, пока не увижу ее тело. Нет, я не хочу даже думать о таком. Боже, сделай так, чтобы они ошибались!»

Трудно представить, что хоть что-то, хоть какой-то лучик света мог прорезать тьму в тот темный вечер, но слова Билла Кенрайта, президента футбольного клуба «Эвертон» сделали мир не таким страшным, каким он казался за миг до этого. Мы всей семьей смотрели телевизор, когда началась передача о проходившем тогда турнире английской премьер-лиги. Многие из игроков были в футболках с изображением Мадлен и браслетах, символизирующих нашу кампанию. Когда Билла спросили, с какими трудностями столкнулись клубы и менеджеры в начале нового сезона, он ответил, что их трудности — ничто по сравнению с тем, что испытываем мы с Джерри. Хотя мы никогда не общались с Биллом напрямую, нам было известно, что он с самого начала поддерживал нашу кампанию и призывал к этому других. Нас очень тронуло то, что он не забыл о ней и все еще публично демонстрировал свою солидарность с нами.

Следующие три недели показались мне вечностью. Началась настоящая травля. И в Португалии, и в Англии газеты словно соревновались, кто больнее нас уколет. Множество обличительных статей были в лучшем случае спекулятивными и в большинстве своем не имели ничего общего с действительностью. Оказывается, мы жили в роскошном пентхаусе с бассейном! В тот вечер, когда была похищена Мадлен, мы выпили четырнадцать бутылок вина! В нашем номере был найден шприц с успокоительным! Все это было ложью и ужасно обижало нас. Все эти домыслы, помогавшие продавать газеты и зарабатывать деньги, оказывали большое влияние на читателей, особенно в Португалии, где наша дочь нуждалась в помощи больше всего.

Нельзя забывать, что культурные различия также играли свою роль. Тот факт, что наши дети спали ночью по десять-двенадцать часов, у многих португальцев вызывал удивление, если не подозрение. Португальцы ведут южноевропейский образ жизни. Как правило, в середине дня у них принято отдыхать (намного дольше, чем привычно нам), и спать они ложатся очень поздно. Для португальцев обычное дело полноценный неторопливый обед в середине дня, после которого можно и вздремнуть. Даже маленькие дети не ложатся спать допоздна, чтобы поужинать вместе со взрослыми. Это довольно приятный образ жизни, но редко практикуемый в наших более северных широтах.

Совершенно очевидно, что редакторам газет не было цела до того, есть ли хоть доля правды в этих статьях. Но нам с Джерри, нашим родным и друзьям было дело. И самое главное — это было важно для Мадлен. Журналисты считали, что постоянное упоминание ее имени в заголовках идет ей и нам на пользу. У меня же было другое мнение.

Полиция тем временем хранила молчание. Несмотря на все наши попытки, нам не удавалось узнать, как продвигается следствие. Нам было известно, что следователи хотят еще раз поговорить с нами, и ждали этого разговора, чтобы ответить на все их вопросы. Мы даже не знали, продолжает ли кто-нибудь искать нашу дочь. Эта неизвестность была невыносима.

«15 августа. То, что происходит, уму непостижимо! И чем дальше, тем хуже. Мы всегда говорили себе: что бы ни случилось, мы должны знать правду. Но мне и в страшном сне не могло присниться, что нам придется доказывать свою невиновность. Что происходит с людьми? Куда подевался здравый смысл?

Господи, пожалуйста, благослови и сохрани нашу Мадлен, где бы она ни была. Прошу, дай нам и нашим близким силы выдержать это. Прошу, дай полицейским мудрости, здравомыслия и честности, чтобы раскрыть это преступление и найти Мадлен. Аминь».

Жизнь, конечно же, не остановилась. К нам приезжали друзья и родственники, и все они поддерживали нас морально и помогали в повседневных делах. Мы же продолжали давать интервью, когда это было уместно. Нам не было известно, есть ли от этого хоть какой-то эффект, но мы не могли сидеть без дела. Мы ходили в церковь, часто по нескольку раз в день, и на мессы, и на службы, молились сами. Бывало, что мы приходили туда, только чтобы посидеть и подумать. Мы звонили, отвечали на письма и электронные послания, писали сами. Мы проводили время с Шоном и Амели, играли с ними, читали им сказки, смотрели кино, ходили на пляж, в зоопарк или кафе. И все наши усилия не приносили никаких результатов.

«17 августа. Трудно разговаривать с людьми — во мне скопилось слишком много негатива: злость, горечь, разочарование, отчаяние… Трудно при этом оставаться добрым и вежливым человеком».

Первым о возвращении домой заговорил Джерри. Он рассудил, что, будучи там, в рамках кампании мы сможем добиться не меньшего, а возможно, и большего, чем оставаясь в Португалии. Еще он подумал, что, когда мы окажемся в Ротли, интерес к нам СМИ поутихнет. По крайней мере, португальской прессы, порождавшей самые отвратительные домыслы. Дома нашим родственникам и друзьям будет намного проще поддерживать нас, да и нам там будет спокойнее. Нужно сказать, хотя близнецы и чувствовали себя в Прайя-да-Луш прекрасно, жизнь здесь казалась нам какой-то ненатуральной, правда, дома мы тоже не смогли бы жить обычной жизнью. Нам хотелось обеспечить детям некую стабильность.