Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

— Придумайте, как мне поменять имя.

Так и сяк поразмыслив, мы придумали такое имя: Орда-Лимон Ибн-оглы Теткылдырым. С переодеванием тоже не было никаких проблем — полное турецкое облачение было закуплено еще до поездки в Трою, и новоявленный Орда-Лимон старательно обрядился в шаровары, халат, туфли с загнутыми вверх носами и феску. Загвоздка оставалась только с переходом в магометанскую веру. Покуда Орда-Лимон не прошел обряд обрезания, он не мог считаться мусульманином. Срочно бежать в любую ближайшую мечеть не оставалось времени. Единственное, в чем мог проявить себя Теткылдырым в качестве истинного поборника ислама, это не принимать внутрь себя ничего, содержащего спирт. Этому благоприятствовал и тот факт, что деньги окончательно растворились в пространствах прошлого, а в Москве Орда-Лимона ждали предпринимательские заботы — когда он погружается в дела, он не пьет ни грамма.

Много смеха было, когда наряженный по-турецки Орда-Лимон объявился в ресторане гостиницы «Эйфель» на последний стамбульский завтрак, но когда в том же виде он вышел и сел в автобус, смех сменился изумлением и недоумением, послышались ворчания:

— У богатых свои причуды…

— Гуляем-с…

— Нам этого не понять.

Дабы Теткылдырыму не быть белой вороной, я тоже нахлобучил на голову феску и не снимал ее, хотя Николка и утверждал, что на мне феска смотрится, как перевернутый и надетый на голову цветочный горшок.

Турецкие таможенники очень весело отнеслись к появлению Орда-Лимона, хлопали его по плечу, приговаривая:

— Якши, якши. Да свыданя. Дабра пажалава, урус.

В Шереметьеве тоже смеялись, но довольно настороженно, а последний таможенник, проверяющий документы, зло фыркнул и сказал:

— Цирк под водой! Туши свет лопатой.

Зато очень здорово мы повеселились, когда ехали в такси к Ардалиону Ивановичу. Таксист все время говорил «Ух ты!» и раз десять переспросил:

— У вас в Турции все так ходят?

Я выполнял роль переводчика:

— Брлик бардым ишкичи чикчирим?

— Чикчирим, — отвечал Орда-Лимон, которого мы выдали за турецкого бизнесмена, едущего по приглашению правительства помогать заводить гаремы для высших должностных лиц государства.

— Врете! — не верил таксист.

— Нэт, нэ вирем, — отвечал я с турецким акцентом. — Чисти правда.

— Вот, елки-палки, до чего дошла перестройка! Гаремы им подавай.

Так, приездом в Москву турецкого гаремозаводчика Орда-Лимона Ибн-оглы Теткылдырыма и завершилось наше путешествие по Египту и Турции.

Домой я так и приехал в феске, но тут же подарил ее отцу, который всегда ходил по дому в какой-то старой-престарой истершейся тюбетейке, потому что у него лысина мерзла. Родной запах дома кружил голову. Сколько бы времени я ни бывал в отъезде, всякий раз испытываю необъяснимое счастье от домашнего запаха, когда возвращаюсь. В моей комнате меня ждали развешанные по стенам мои лучшие карикатуры. Правда, некоторые из них мне на сей раз не понравились, и я снял их, а одну даже разорвал на клочки. Подарками моими все остались ужасно довольны. Через час, распаковавшись и приняв ванну, я сидел в кругу семьи, с отцом, мамой и сестрой, за домашним столом и жадно рассказывал о своем путешествии. Разумеется, опуская некоторые эпизоды и подробности. Все так же охотно слушали меня, как я рассказывал. Только под конец рассказа отец нахмурился:

— И откуда у того вашего Ардалиона такие деньги? Не нравится мне это. Как купчишка какой-нибудь дореволюционный.

— Ну пап, человек дело делает, вот и зарабатывает много. Надо привыкать к таким людям. Уж сколько раз мы с тобой на эту тему разговаривали, — сказал я.

— Не бывает такого дела, чтоб единоличник греб деньги лопатой, а массы трудящихся с каждым годом все беднели и беднели. Не стану коммунистов хвалить, навидался я этих коммунистов, но и буржуев ваших новых не воспринимаю. Разве ж настоящий деловой человек станет такие кутежи роскошные устраивать? Нет, не станет. Потому что настоящий знает цену копеечке; а тот, кому она без труда достается, тот и будет кутежничать. Не водился бы ты с ним, сынок, а? Не доведет тебя до добра эта дружба.

— Вот тебе раз! Я благодаря Ардалиону в таком путешествии сказочном побывал, и в Африке, и в Азии, пирамиды увидел, Трою, Стамбул, а ты говоришь — не водись. Чем же плоха такая дружба с таким веселым человеком?

— А тем, что веселится он незаслуженно, вот чем, — сердито ответил отец, и кисточка на его феске заколыхалась. Я улыбнулся — уж очень смешно и мило выглядел мой старик в феске.

— Если бы он был академиком или крупным конструктором, — продолжал отец. — Артистом знаменитым, писателем, художником, космонавтом, изобретателем — тогда я понимаю. А кто он? Купи-продай, жулик, спекулянт, и не что иное. Ну что ты улыбаешься?

— Хороший ты у меня мужик, отец, — сказал я, обнимая его и прижимая свой лоб к его прохладному выпуклому лбу.

— Бросьте вы спорить. Все равно друг друга не переспорите, — сказала мама. — Закусывайте лучше, а то вон уж третью рюмку опорожнили. Запьянеете, что я с вами, спорщиками, делать буду?

Хорошо еще, что отец не стал меня отчитывать и ставить в пример Николку и Игоря. Их он считал людьми, занимающимися полезным делом, а мои картинки называл ерундой, хаханьками, на которых зарабатывать стыдно и недостойно мужчины. В глубине души я был с ним, может быть, и согласен, но на чем еще я мог зарабатывать такие приличные деньги, как не на своем таланте карикатуриста? Ни на чем. Его счастье, что я не ударился в коммерцию по примеру Ардалиона Ивановича. А то бы отец и меня заел и сам себя заел, что у него такой сын получился.

Пять лет назад сестра моя вышла замуж за человека, который оказался спекулянтом. Конечно, развелась она с ним, прожив вместе три года, не из-за отца, а из-за того, что муж стал погуливать с другими, но и отцово ворчание и раздражение по поводу нетрудовых доходов зятя сыграло свою роль.

— А вот я что сейчас покажу, вы ахнете, — вспомнив про страшную бутылку, я нашел повод как отвлечь отца от социально-экономических разговоров. Поставив чудесный предмет на стол, я вкратце рассказал историю его приобретения.

— А для чего это? — спросила сестра.

— Как для чего, желания можно загадывать. Берешь указательный палец, вставляешь его в горлышко бутылки, произносишь заклинание и говоришь, чего тебе хочется. Давай попробуем.

Но сестра почему-то испугалась засовывать палец в горлышко страшной бутылки:

— Не могу, боюсь. Да ну тебя, Федька.

— Отец, тогда ты.

— Вот еще! — возмутился отец. — Может, прикажешь еще нос туда засунуть? А вообще, хитроумно сделано. Даже не догадаешься, как так можно изготовить. Это надо взять пузырек, как-то его укрепить так, чтобы вокруг него отлить ту бутылку, а потом вокруг этой другую… Тьфу ты, пропасть! Чего только не придумают, черти, с жиру. И главное дело — столько затрачено труда, а без всякого толку, на одну потеху и удивленье.