Богумир Полах - Возвращение Иржи Скалы

— Я еще вчера звонила Роберту, — спокойно и уверенно объяснила Карла. — Он все знает о тебе.

Иржи опустил голову и, помолчав, ответил:

— В нашем корпусе не было авиации.

— Но ведь ты, кадровый офицер, мог служить и в других войсках. Разве существует только авиация? Ты наверняка был бы повышен в чине, а главное, давно был бы в партии. Кстати говоря, позднее была сформирована и чехословацкая авиадивизия.

— Не я решал вопрос о моей службе в Советской Армии. Этим я обязан врачу, который спас мне жизнь.

— Гм… — Пепел снова разлетелся от сильного выдоха. Короткими толстыми пальцами Роберт провел по светлым волнистым волосам. Беззвучно открылась дверь, вошла секретарша с подносом, от которого несся крепкий запах горячего кофе. Роберт живо встал, открыл дверцу большого книжного шкафа и извлек оттуда бутылку с желтоватой жидкостью, видимо, коньяком.

Иржи разглядывал его. Высокий, с заметной склонностью к полноте, в костюме, сшитом у первоклассного портного. Шелковая сорочка и галстук. И все же вид у него был какой-то небрежный, помятый, кожа на лице — это видно было вблизи — жирная и нечистая.

— Выпьешь? — спросил он, протянув бутылку к рюмке Иржи.

— Спасибо, я не пью, — ответил тот тихо.

— Тем хуже для тебя, — хрипло засмеялся Роберт. — Это французский коньяк.

И, не спрашивая Карлу, налил ей и себе.

У Иржи дрогнуло сердце, и он с неприкрытым изумлением смотрел, как непринужденно и с явным удовольствием Карла отпила крепкий напиток.

«Трепетная лань, моя трепетная лань!..» — с болью в сердце подумал Иржи.

Между тем Роберт, не обращая на него внимания, разговаривал с Карлой о партийных делах. Иржи казался себе мальчиком среди взрослых.

Смакуя, Роберт осушил вторую рюмку и вдруг встал.

— Итак, договорились, — сказал он Карле, даже не взглянув на Иржи. — Он будет адъютантом командующего округом. Это пахнет чином майора… [2] Повышение сразу на два чина, так как в чехословацкой армии после капитана следует чин штабс-капитана. — Здесь и далее примечания переводчика.

Он равнодушно сунул Иржи неприятно мягкую руку, а Карле улыбнулся крепкими и ровными, чуть желтоватыми зубами.

— Довольна?

— Еще бы, тобой всегда! — Иржи показалось, что она засмеялась слишком игриво.

Они вышли из кабинета, около которого терпеливо ждала длинная очередь.

— Так, значит, это и есть ваш секретарь крайкома? — спросил Иржи, чтобы сказать что-нибудь.

— Да, это наш Роберт. Хозяин! — сказала она с гордостью и засмеялась, повеселев от коньяка. — Поздравляю, товарищ майор!

Опустив голову, Иржи молча шагал следом за ней.

— Ты что, не рад? — спросила она после паузы.

— Не понимаю, почему этот человек решает вопросы, которыми ведает военное командование, — Иржи уклонился от ответа.

— Сразу всего ты не поймешь, — усмехнулась она. — Особенно Роберта.

— А что в нем такого непостижимого? — осведомился Иржи, пряча досаду. — Разве что кофе и французский коньяк?

Карла остановилась и смерила его удивленным взглядом.

— Уж не мещанин ли вы, сударь?

Собрав все силы, Иржи овладел собой.

— Извини, — сказал он сдержанно. — Я вернулся с фронта, где полковники ели пшенную кашу и пили морковный чай.

Упоминание о Советском Союзе подействовало на Карлу. Она прибавила шагу и, помолчав, сказала:

— У него жена англичанка. Она-то и присылает ему все эти вещи.

Скала встает и резким движением опускает вагонное окно. «Стоит ли ревновать ее к этому человеку?» — думает он. В окно пахнуло весенними запахами земли. Где-то он уже вдыхал эти резкие запахи… Где он был весной прошлого года? Сердце Иржи сжимается от тоски. Где-то сейчас Герой Советского Союза майор Буряк? Говорят, и я буду майором, слышишь, Иван? Но каким-то таким… э-э, даже сказать совестно.

Капитан Скала медленно, нерешительным движением закрывает окно, которое только что открыл. «Приезжай, мы примем тебя с распростертыми объятиями», — сказал Буряк. Почему Скале сейчас вспомнились эти слова? Ведь он еще не повидал ни сына, ни отца с матерью. А к Карле он явно несправедлив: сам не знает, чего от нее хочет. Он боялся сострадания, а был принят с любовью… Э, нет, не спеши с выводами. В самом ли деле это любовь?

Скала до боли стискивает зубы и произносит вслух, стараясь убедить себя:

— Да, да, любовь!

Но сам не верит этому.

Вот тут его по-настоящему родной дом. Здесь он ходил купаться и ловить рыбу, вот там, около кирпичного завода, бродил с мальчишками по лужам. А в этих кустах плакал, когда, вернувшись из Праги, не мог забыть о красной спортивной машине с французским номером.

Видишь, твердит себе Иржи, когда-то ты хныкал здесь из-за француза, а сегодня готов хныкать из-за типа, который сделает тебя майором ради твоей красивой жены. Вся твоя жизнь похожа на слезливую симфонию в миноре. Спуталась с тобой дочка фабриканта, ничего тебе не обещала, а дала все. Буряк, наверное, сказал бы спасибо. А ты, господин Скала, единственный сыночек и баловень, из-за нее пошел в авиацию, чтобы эффектно погибнуть, как только представится случай. Герой, да и только! Потом тебе маленько перекроили физиономию, и все началось сначала. Жена, сын — пустяки, все трын-трава, — при первой возможности разобью самолет и угроблюсь сам. А ведь самолет — дорогая штука, а жизнь еще дороже, как говорил русский подполковник, у которого погибла вся семья. Кстати, самолета ты не разбил бы, выровнял бы его в десятке метрах от земли, смалодушничал бы так же, как в кабинете этого наглого Роберта: ты ему руку жал, а сам думал о том, что твоя жена изменяла тебе с ним или изменит вскоре.

Ну вот, наконец-то вещи названы своими именами! Это уже не ревность, а вспышка злобы и ожесточения, постыдная, унизительная. «Изменит, изменит», — мучительно сверлит мысль, и вдруг Иржи испугался собственной ярости. Затаив дыхание, он слушает, как бешено колотится его сердце, и даже озирается, словно кто-то может подслушать его мысли. Ему нехорошо, его мутит. Еще бы — не завтракал, непрерывно курит. Вот он уже у калитки просторного школьного сада, прислонился к забору. Ноги подкашиваются, под ложечкой мучительно сосет. В таком состоянии нельзя показаться дома.

Иржи глубоко вдыхает влажный апрельский воздух и понемногу успокаивается. «Трусишка вы, господин майор, — думает он, стараясь улыбнуться. — Таким вы были еще в гимназии, таким и останетесь до самой смерти. То вас терзали опасения, что жена вздрогнет от отвращения, увидев вас, то вы сокрушаетесь, что этого не произошло. Вот так храбрец, вот так герой!

— Добрый день! — раздается за его спиной.

Колени у Иржи снова слабеют. Детский голосок послышался из-за калитки. Что, если это…

Молча, чувствуя, как напряглись все нервы, Скала оборачивается.