Жан Лаффит - Весенние ласточки

— Очень рада, что встретила вас. Мы подготовляем еще одно собрание, значит, мне не надо будет посылать вам приглашение.

— В прошлый раз я не смог прийти. Каждую вторую неделю я кончаю работу в четверть десятого, — оправдывался Жак.

— Мы понимаем. Но если в следующий раз вы опоздаете, не смущайтесь, вам никто ничего не скажет. А вам понравилось?

— Да. Особенно ваше выступление. Вы хорошо говорили.

Теперь слегка покраснела Ирэн. Но Жак этого не заметил.

— Я уже начал собирать подписи.

— Великолепно!

На самом же деле его не за что было хвалить — прошло уже три недели, а количество подписей у Жака не увеличилось. Но на следующий день после встречи с Ирэн главный мойщик Анатоль подозвал в гардеробе Жака и спросил его:

— Скажи-ка, у тебя с собой воззвание, которое ты нам давал на подпись?

— Да.

— А на кухне ты его показывал?

— Нет еще.

— Дай мне, я знаю, кому можно предложить.

Вскоре Анатоль вернул Жаку лист с таким количеством подписей, что старик Жюль едва нашел место, где расписаться. Но он все равно попробовал сопротивляться. В тот день Жак с ним дежурил.

— Знаете, он заполнен, — проговорил Жак.

— Кто? — спросил старик.

— Лист с воззванием.

— Потом дашь его мне.

— Вот он.

— Не здесь, ты с ума сошел! Разве ты не видел Бекера? Он же бродит вокруг буфетной.

Старик Жюль отправился выяснять, что делает надзиратель; для этого он продел тряпку в ручку огромной кастрюли и, волоча ее за собой, прошел по коридору, обогнув раздаточный стол, пересек кухню, повертелся у кладовой и таким, обычным для поваров, способом, дотащил тяжелый котел до мойки.

— Бекер поднялся наверх, — сообщил он Жаку, — покажи твою бумажку.

Нацепив очки, старик вчитывался в каждую фамилию и всякий раз покачивал головой, словно приговаривая: так и знал. Дойдя до последней подписи он подскочил:

— Как, он тоже подписал?

— Кто именно?

— Шеф-мясник.

— Как видите.

— Ну, под его фамилией я свою не поставлю!

— Почему?

— Непутевый человек. Он целуется со всеми девушками, не пропускает ни одной юбки и всем предлагает с ним переспать.

— Жозеф такой же. А вы против него ничего не сказали.

— Это другое дело. Жозеф не женат. А у того пятнадцатилетняя дочь… Просто позор.

— Можно любить женщин и быть против войны.

— Кто неискренен в чувствах, не может быть честным в своих убеждениях. Подожди-ка, ты мне раньше показывал другой лист?

— Тот еще почти чистый.

— Тем лучше.

Старик уже взял карандаш, чтобы подписать.

— А ты и этот еще будешь давать подписывать?

— Да, я хочу предложить шефу.

— Веберу? Ладно, я подпишу после него.

Жак потерял терпение.

— Ну и ладно, обойдусь без вашей подписи, раз вы боитесь.

— Ты думаешь, я трус?

И старик решительно, крупными и четкими буквами написал под фамилией мясника: «Жюль Легран, воевавший добровольцем во время первой мировой войны».

— Если бы здесь было больше места, я бы тебе показал, какой я трус. Я воевал, понял?

— Ты чего кипятишься? — спросил старика шеф-кондитер.

Он пришел на работу раньше времени и на ходу завязывал фартук.

— Сопляки… еще учат нас… Никакого уважения к старикам… В мое время все было по-другому…

Вебер был добродушный человек и с давних пор привык к ворчливому характеру Жюля. В ответ он только пожал плечами. Жак решил воспользоваться случаем.

— Я попросил его подписать протест против перевооружения Германии, а он меня ругает.

— Дай-ка твое воззвание.

Вебер подписал без всяких рассуждений, добавив только:

— Надо, чтобы другие тоже подписали.

В конце этого дня у Жака состоялось объяснение с Жаклиной, начало которого польстило его мужскому самолюбию. Собственно говоря, это было их первое объяснение. До сих пор, после вечера, проведенного в кафе с Сюзанной, они два раза были в кино. В первый раз Жак, попросив прощения за то, что не смог прийти на свидание, назначенное на мосту, спросил:

— Тебе было весело на танцах?

— Безумно. У меня был очаровательный кавалер.

Ему очень захотелось дать ей пощечину.

— Сегодня ты снова пойдешь танцевать?

— Возможно.

— А я иду в кино. Ты не хочешь?

— Подумаю.

Она задержалась на работе, и они сели в метро, чтобы не опоздать в кино «Рекс», где шла новая цветная картина, которая оказалась довольно скучной. Когда они вышли из кино, лил дождь. Жаклина устала, и Жак предложил отвезти ее домой на такси. У гостиницы она мило поблагодарила его и побежала в подъезд, спасаясь от дождя.

— А меня везите на улицу Ассас, — сказал Жак шоферу.

Второй вечер начался более удачно. Жаклина, не задумываясь, взяла Жака под руку, и они сами не заметили, как оказались у маленького кино.

— Чудесно, идет картина с Жераром Филиппом!

Как только погас свет, Жак поцеловал Жаклину.

— Это еще что за номер?

Прошло немного времени и она сама прижалась к Жаку и положила голову ему на плечо. Оба потеряли представление о времени…

— О какой женщине ты говоришь? — снова переспросил Жак, делая вид, будто старается припомнить.

— Не прикидывайся дурачком.

— Сядем, я тебе все объясню.

Они вошли в скверик, где у них было назначено свидание, и сели на свободную скамейку.

— Это длинная история.

Жак рассказал о собрании комитета и о том, как он туда попал… Жаклина слушала его внимательно, улыбаясь некоторым подробностям.

— Тебе скучно слушать?

— Наоборот, меня это гораздо больше интересует, чем ты думаешь. Продолжай.

Когда он кончил, она ласково посмотрела на него и, видя его нерешительность, поцеловала его в губы.

— Жаклина…

— Скажи, а когда назначено следующее собрание? — спросила она, отстраняя его.

— Какое собрание?

— То, на которое тебя пригласили.

— Собрание комитета? Кажется, на завтра.

— Я тоже пойду.

— Ты?

— Да, я.

— Ты не веришь тому, что я тебе рассказал?

— Наоборот, начинаю верить.

— А тебя не отпугивают такие вещи?

— Мне это знакомо. Мой отец тоже сражается…

«По-видимому, она ничего не поняла; ее отец — военный, — пришло в голову Жаку, когда он расстался с Жаклиной, но он не стал над этим раздумывать и, шагая по темной улице, тихо напевал песенку Ива Монтана:

— Ребята, послушайте меня. Потрясающее событие!

— Во-первых, что тебе заказать?

— Как обычно, кока-колу.

Хозяин кабачка налил Пибалю стакан божоле и поставил его на стойку.

— Товарищу то же самое.

— Нет, нет, я не пью вина, — отказался алжирец.

— Ну, так закажи что-нибудь другое.

— Сколько стоит фруктовый сок?

— Пусть цена тебя не заботит, я угощаю.

Огюст Пибаль с сияющим лицом обернулся к собравшимся: