Жан Лаффит - Весенние ласточки

— Мы поедем в такси, — сказал Жак, после двух неудачных попыток закрыв наконец чемодан.

— Но это дорого.

Жаклина зашла в контору гостиницы и расплатилась за комнату. В машине она спросила:

— Сколько я тебе должна?

— За что?

— За билет.

— Ничего. Я тебе дарю его.

Жаклина запротестовала было, но Жак сказал:

— Эти деньги предназначены были на завтрашний день.

Он не сказал ей, что взял билет в мягком вагоне. Она узнала об этом только на перроне, когда проводник с большой предупредительностью провел ее в купе.

— Мадам, ваша полка верхняя. Я вас разбужу, когда будем подъезжать к Бордо. У вас еще много времени, поезд отходит через сорок пять минут.

— Он меня принял за твою жену, — сказала Жаклина, когда они с Жаком вышли из вагона.

— Ну и что ж? — и Жак сжал ее руку.

Жаклина отвела глаза.

— Слушай, ты разорился на меня?

— Зато меньше устанешь в дороге.

— А ты ездил когда-нибудь в спальных вагонах?

— Иногда.

— Там очень удобно. Ты видел, дается подушечка, одеяло… А лесенку заметил? Сперва я не поняла, на что она, а потом, когда проводник сказал, что мое место наверху, догадалась. Послушай, а подо мной будут пассажиры?

— Да, купе на шесть человек.

— Ты думаешь, будут все шестеро?

— Да, билеты были проданы.

— Тем лучше.

— Почему?

— Мне бы не хотелось оказаться вдвоем с каким-нибудь незнакомым человеком. Вот с тобой — другое дело.

Жак повел ее в буфет. За соседний столик сели два молодых матроса. Они поставили на пол два огромных мешка и загородили проход. У стойки солдат в красном берете парашютиста пил вино с какой-то девушкой.

— Что, ребята, отправляетесь громить вьетнамцев? — обратился он к матросам.

— Нет, мы на побывку, — ответил один из них. — Еще сто тридцать два дня — и мы свободны.

Солдат усмехнулся.

— Ничего не известно, может, еще встретимся с вами в Индокитае.

— А ты, видно, не насытился, остался на сверхсрочную?

Парашютисту явно хотелось затеять драку, но, видимо, испугавшись решительного вида моряков, он пожал плечами и обратился к официанту, который наливал ему вино:

— Вот дураки, хотят, чтобы им набили морду.

Официант ничего не ответил.

В зале ожидания царило оживление, как всегда перед отходом дальних поездов. Обычная вокзальная толпа, которая во всем мире ведет себя одинаково, повторяет одни и те же движения, задает одни и те же вопросы: «Это поезд на Байонну, это точно?» — «Да, мадам, это поезд на Байонну, только садитесь в передние вагоны». — «Он уходит в одиннадцать часов?» — «Да, мадам, вы же видите надпись на табличке. Вы пошли не к тем вагонам, я же вам сказал, что надо сесть в один из головных, в самом начале поезда».

Предусмотрительные пассажиры, приехавшие за час до отхода поезда, заставили перрон чемоданами, и, когда к платформе подходит поезд, контролер кричит им: «Не садитесь, подождите, поезд еще не остановился!»

Прибывшие в последнюю минуту бегают от одного окошечка к другому, суетятся, толкаются, сшибают всех с ног, и кассирша кричит им вслед:

— Мсье, вы забыли взять сдачу! Мадам, ваш пакет!

Люди, привыкшие к поездкам, спокойно прогуливаются у киосков, поджидают продавщицу подушек. Методичные пассажиры стоят и списывают расписание. Рассеянные садятся не в свой поезд. Дети веселятся и играют, будто они на ярмарочной площади, в то время как их мать сторожит вещи, а отец стоит в очереди у окошечка. Здесь старики, навестившие детей и возвращающиеся к себе в провинцию; солдаты, едущие в отпуск или обратно в часть; девушка, впервые пускающаяся в путь одна; делец, который проводит половину жизни в поезде… Огромная толпа людей, одни грустные, другие веселые — безразличных почти нет…

Жак не решался затрагивать вопрос о матери Жаклины и не знал, о чем говорить.

— Скоро отправление, — сказала Жаклина.

— Уже?

Они еще постояли у вагона.

— Надеюсь, что все образуется, Жаклина. Ты мне напишешь?

— Напишу, но боюсь…

— Ты думаешь, она серьезно больна?

— Боюсь тебя потерять, Жак.

Громкоговоритель проверещал: «Пассажиров, отъезжающих в Орлеан… Тур… Пуатье… Ангулем… Бордо… прошу занять места…»

— Подожди еще немножко.

Жак схватил Жаклину за плечи и, глядя ей в глаза, сказал:

— Можешь считать меня идиотом, но я тебя люблю, люблю до безумия.

Жаклина повисла у него на шее.

— Эй, голубки, хватит ворковать! — крикнул им какой-то железнодорожник.

Она поднялась в вагон. В коридоре было так тесно, что она добралась до окошка, когда поезд уже тронулся.

Жак бежал по перрону… Вскоре он отстал и остановился.

— Пиши мне и скорее возвращайся! — кричал он Жаклине.

— Обещаю.

— Через два месяца отпуск…

Она ему послала последний воздушный поцелуй и прошла в свое купе. Жаклина обрадовалась, увидев на полке напротив себя молодую женщину, которая читала журнал.

— Разрешите погасить свет, мадемуазель?

— Прошу вас, мадам.

Остальные четыре места занимала одна семья.

Жаклине не терпелось очутиться в темноте. Она по привычке заложила руки за голову и стала мечтать под убаюкивающий шум поезда.

«Он меня любит, я его тоже люблю…» Она шаг за шагом вспоминала весь путь, который они с Жаком проделали за этот месяц. Казалось, ей всегда было знакомо его бледное лицо, откинутые назад волосы, удивительно добрые глаза, маленькая ямочка на щеке…

Она полюбила его с первого же дня, почему — она сама не знает, просто понравился, вот и все. Он не такой, как все… Может быть, потому, что он был очень внимателен к ней. Он так мило разговаривал с нею, и она не слышала от него ни одного неприятного слова. Она чувствовала, что нравится ему. А когда он, будто случайно, встретился с нею! Все было шито белыми нитками. До чего же она обрадовалась! Все это хорошо, но что за отношения у него с дочерью заведующего погребом? Конечно, это девушка его круга. Ведь он сын торговца, он должен думать о своем положении… Они опять могут начать встречаться… Жак почти не знает жизни рабочих, он даже не член профсоюза. Надо бы поговорить с ним об этом. Он активный человек и уже вошел в комитет мира… Он не понял, почему она так обрадовалась в тот вечер. Может быть, ей следовало вознаградить его, сообщив, что на танцы она пошла назло ему и очень скоро рассталась с подружками, потому что скучала без него? Собирается ли он в самом деле жениться? Он ее любит, это точно… Ну а как отнесется к этому папа?.. Он скажет: ты будешь с ним несчастна, родные вечно будут его укорять, ты только подумай — женился на дочери докера! Я как чумы боюсь этих хозяйских сынков. Но он хотя бы не пижон?.. Нет, Жак не пижон. Кроме того, она ничего от него не скрывала, он знает, с кем имеет дело. Да и чего ей стыдиться? Он у нее первый. Она не то, что многие другие девушки ее возраста, которые уже давно не устояли перед соблазном; взять ту же Сюзанну — хоть она и хорошая девушка, но легкомысленно относится к таким вещам. А что скажет мама? Мама поймет, ей она все расскажет… Ну а если придется остаться? В телеграмме ясно сказано: «…в больницу». Мама уже и раньше лежала в больнице. Бедная, она так перетрудила себя. У Жака нет матери, он как-то сказал, что не в ладах со своей мачехой… Может быть, не следовало ему говорить, что она боится его потерять? Вдруг он решит, что у нее какие-нибудь материальные интересы? Нет, он выше этого… Мой Жак, мой Жако…