Августо Кури - Покупатели мечты

У меня появилась уверенность, что эти двое родились, чтобы быть участниками похоронной процессии. Они продавали не грезы, а гробы. Я опустил взгляд, стараясь не смотреть вверх, чтобы не видеть развязки. Я представил себе, как этот субъект прыгает с монумента и истекает кровью перед нами. У меня появилось желание прыгнуть на них и заткнуть им глотки.

Мэр пошел еще дальше. Он начал с презрением перечислять причины, по которым люди убивают себя.

— Хватит бояться, мудак! У вас финансовые проблемы? У меня их гораздо больше. Ну же, мальчик, прыгай!

Самоубийца извивался от бешенства, а Мэр, словно забыв о нем, начал болтать с Краснобаем, как будто бы им дела не было до разыгрывающейся драмы. Молодой человек, который хотел убить себя, пристально следил за обоими оборванцами. Поскольку они в разговоре оставались такими же крикливыми, самоубийце удалось расслышать, о чем шла речь.

— Мэр, каждый раз, когда я прохожу перед банком, я крещусь и у меня появляется желание принести цветы.

Впечатленный его словами, Мэр поинтересовался причиной:

— Почему, Бартоломеу?

Непочтительный последователь Учителя ответил:

— Потому что именно там я похоронен.

Оба рассмеялись. Люди, стоявшие близко к двум паяцам, тоже засмеялись. На некоторое время они забыли, что присутствуют при ужасной сцене.

— Мне нужно заняться цветоводством, hombre [6] Человек (исп.). ,— с сарказмом сказал Мэр.

Видя, как эти двое издеваются над ним, лопаясь от смеха, самоубийца задрожал в бешенстве. Он уже не знал, убивать ли ему себя или убить их. Они украли у него внимание толпы. Но этого было мало, Краснобай начал говорить о других причинах, по которым люди себя убивают.

— Пробудись, мальчишка! Вам было стыдно? Вас оклеветали? С вами поступали несправедливо? Со мной было гораздо хуже. Я был изгнан, исключен, на меня надевали наручники, я был связан, схвачен. Говорят, что я неисправимый бродяга, неизлечимый сумасшедший, бесхарактерный пьяница.

— Но вы такой же, Краснобай.

— Я? Но люди забывают. — Потом он использовал оружие, направленное на самоубийцу: — Довольно бегать от своей маленькой депрессии! У меня уже была одна побольше. Меня не выдерживал даже мой психиатр. Вам изменила жена? Мне изменяли пять раз!

У самоубийцы начался нервный приступ. Его лицо перекосилось от тика. Молодой человек почесывал голову, сопел, ему хотелось, чтобы у него появилась пара крыльев и он смог подлететь к обоим и вцепиться им в глотки.

— Тебе изменили пять женщин, Краснобай?

— Пять, Мэр. Женщины не знают, что они потеряли. C’est la vie, my friend [7] Такова жизнь (фр.), мой друг (англ.). ,— сказал Бартоломеу, смешивая французский с английским.

Потом подошла очередь для нападок Мэра.

— Ты бегаешь от тещи? — спросил Мэр. — Мне доводилось получать нахлобучку от трех тещ. Одна из них чуть было не засунула меня в микроволновку!

— Ну вы и негодяй, Мэр. Вы заслужили того, чтобы вас сварили живьем, — сказал Бартоломеу, поворачиваясь спиной к юноше, который хотел умереть.

Мэр стал говорить, что он был не виноват, и, чтобы не оставлять места для сомнений, рассказал об одной из своих перипетий с бывшими тещами.

— Я бы предпочел отправиться на войну, чем сражаться с истеричной тещей.

Губы юноши, находившегося на монументе, дрожали. Он был похож на льва, готового зарычать. Изумленная толпа теперь не знала, смеется он или плачет. А Краснобай бросил еще больший вызов разочарованному самоубийце:

— Хотите умереть из-за понесенных утрат? Я потерял больше, чем вы, сеньор Летнее Мороженое! Я потерял отца, мать, брата, супругу, дядей, племянников, друзей, должность, уважение, дом.

— И даже стыд на лице, — добавил Мэр.

— Но я не утратил веру в жизнь! — смело возразил Бартоломеу.

Сразу же после этого Мэр начал демонстрировать боксерские движения. Он подпрыгивал и скакал, приговаривая: «Сразитесь с этими кулаками, сеньор Мякиш». И поскольку Мэр был наихудшим из борцов, он споткнулся о собственные ноги, вытянул правый кулак вперед и, сам того не желая, нанес удар прямо в челюсть Краснобая. Тот не упал, но зашатался.

— Где это я? — спросил Краснобай. От головокружения он часто заморгал, увидел Монику и воскликнул: — Какое красивое место! — После этого он посмотрел на меня, пришел в себя и осведомился: — Ты ищешь пощады, Суперэго? Тебе никогда не приходилось получать удар от лжедруга? — И он притронулся к челюсти.

Саломау принялся показывать свою навязчиво-назойливую невоспитанность: желание всунуть указательный палец в какую-нибудь дырку. Но он не нашел ни одного свободного отверстия. Внезапно его взгляд уперся в Эдсона Чудотворца, молящегося, чтобы какой-нибудь ангел пришел на помощь молодому человеку. Он увидел, что у того есть свободное ушное отверстие и во второй раз вставил ему палец прямо в центр уха. Эдсон поднял шум, прыгнул вперед и заорал, думая, что это какой-то демон хочет овладеть им

— Изыди, неистовый дух, из этого тела!

Конечно, профессору социологии в такую минуту не рекомендовалось улыбаться, но я не сдержался. Я закрыл рот ладонью, чтобы из меня не вырвался взрыв хохота.

К счастью, сразу после этого появились полицейские Решив разобраться с двумя возмутителями спокойствия праздношатающимися бродягами, они схватили их за волосы, скрутили и надели на них наручники. Они хотели забрать их в полицейский участок за попытку совершения убийства. Самоубийца пришел в восторг при виде этого. Наконец-то он покончит с жизнью спокойно.

Но внезапно появился персонаж, который чуть не убил меня, вызвав волну страха: профессор Журема.

Со своими седоватыми волосами, с лицом, отмеченным шрамами времени, но с хорошим макияжем, с подкрашенными губами, в бежевых брюках, безупречно подходящих к белому блейзеру, с видом человека, который никогда не лжет, она прервала действия полицейских. Она прокричала:

— Успокойтесь! Успокойтесь! Мы — одна семья!

Полицейские не поняли, но смягчились, приостановив свои действия, чтобы разобраться, что происходит. Она объяснила:

— Мы — одна семья.

— Что? Сеньора, эти двое и парень на вершине памятника из одной семьи? — поинтересовались изумленные полицейские.

Обняв Бартоломеу и Барнабе, она подтвердила:

— Да! Разве не видны общие черты? Мы все — одна семья. — После этого Журема посмотрела на обоих помешанных учеников и сказала им: — Не тревожьтесь, дорогие мои, я здесь.

— А что, самоубийца тоже ваш? — несколько смущенно осведомился у Краснобая мускулистый полицейский цвета чечевицы.

Тот подтвердил, сказав:

— My brother младший.

Услышав это, самоубийца почувствовал, что у него стали появляться экстрасистолы, его сердце начало замирать. Казалось, с ним вот-вот случится инфаркт.