Маргарита Оду - Мари-Клэръ

— Да, монашеская одежда измѣняетъ насъ: сказала она.

Быстрымъ жестомъ она подняла свои рукава и съ той же гримаской сказала:

— Забудьте, что я сестра Дэзирэ и припомните, что Дэзирэ Жоли когда-то очень любила Васъ.

Затѣмъ быстро продолжала:

— О, я-то сразу узнала Васъ. Вы все еще выглядите дѣвочкой.

Когда я сказала ей, что я воображала сестру Дэзирэ очень старой и злой, она отвѣтила:

— Мы обѣ ошиблись: мнѣ о Васъ сказали что Вы тщеславная и надменная дѣвушка. Но когда я увидѣла, какъ Вы плакали на снѣгу, я подумала, что у Васъ большое горе, и я пошла къ Вамъ.

Она помогла мнѣ лечь въ постель, спустила занавѣску, и я тотчасъ же заснула.

Но сонъ былъ безпокойный. Я ежеминутно просыпалась; все время давилъ мнѣ грудь тяжелый камень, и когда мнѣ удавалось сбросить его, онъ разламывался на нѣсколько кусковъ, которые снова падали на меня и разбивали мнѣ члены.

Мнѣ снилось, что я стою на дорогѣ, усѣянной острыми камнями. Я иду по ней съ величайшимъ трудомъ; по обѣ стороны поля, виноградники, дома.

Всѣ дома покрыты снѣгомъ, а на деревьяхъ фрукты, и яркое солнце освѣщаетъ ихъ.

Я сошла съ дороги, чтобы пойти по полю, и останавливалась у каждаго дерева попробовать фрукты, но всѣ они были горькіе, и я съ отвращеніемъ бросала ихъ.

Я хотѣла войти въ дома, покрытыя снѣгомъ, но у нихъ не было дверей. Я вернулась на дорогу, но вокругъ меня нагромоздилась такая масса камней, что я не могла двинуться. Тогда я стала звать на помощь; я кричала изъ всѣхъ силъ, и никто не услыхалъ меня. И когда я почувствовала, что вотъ-вотъ я буду погребена подъ огромной грудой камней, я, чтобы освободиться отъ нихъ, сдѣлала такое усиліе…, что проснулась.

Нѣсколько минутъ я думала, что я еще сплю; потолокъ комнаты показался мнѣ необыкновенно высокимъ, желѣзный прутъ, на которомъ держалась бѣлая занавѣска, мѣстами блестѣлъ, и буксовая вѣтвь, прибитая къ стѣнѣ, отбрасывала тѣнь къ Св. Дѣвѣ, которая простирала руки въ углу.

Пропѣлъ пѣтухъ. Затѣмъ онъ пропѣлъ еще нѣсколько разъ, какъ бы желая изгладить впечатлѣніе отъ перваго пѣнія, короткаго и напоминавшаго крикъ грусти.

Ночникъ началъ трещать. Онъ долго трепеталъ прежде, чѣмъ погаснуть, и когда стало совсѣмъ темно, я услышала слабое и правильное дыханіе сестры Дэзирэ.

Я встала задолго до разсвѣта, чтобы приняться за кухонную работу:.

Мелани показала мнѣ, какъ поднимать огромные котлы.

Требовалось при этомъ столько же ловкости, сколько силы. Мнѣ понадобилось больше недѣли только для того, чтобы научиться сдвигать ихъ съ мѣста.

Мелани же научила меня звонить въ тяжелый утренній колоколъ; она показала, какъ нужно выгибать поясницу, дергая веревкой. Я быстро приноровилась къ колебаніямъ правильнаго звука, и каждое утро, несмотря ни на холодъ, ни на дождь, испытавала большое удовольствіе звонить.

У колокола былъ ясный звукъ, который усиливался или ослабѣвалъ благодаря вѣтру, и я не уставала слушать его.

Бывали дни, когда я звонила такъ долго, что сестра Дэзирэ открывала окно и говорила съ умоляющей миной:

— Довольно, довольно!

Съ того времени, какъ я была на кухнѣ Вероника-Жеманная обыкновенно смотрѣла на меня свысока, и когда я хотѣла узнать у ней, гдѣ находится какая-нибудь вещь, она молча указывала мнѣ ее пальцемъ.

Сестра Дэзирэ провожала ее глазами, со своей обычной гримаской въ углу рта.

У ней не было прежней рѣзвости молодой послушницы, но она все-же осталась веселой и насмѣшливой.

Каждый вечеръ мы сходились въ нашей комнатѣ. Она вызывала у меня смѣхъ нѣсколькими забавными замѣчаніями на счетъ того, что произошло днемъ.

Иногда случалось, что мой смѣхъ кончался горькими рыданьями; тогда она, сложивъ руки, какъ у святыхъ, говорила, поднявъ глаза вверхъ:

— О, какъ бы я хотѣла, чтобы Ваша печаль прошла!

Затѣмъ она становилась на колѣни молиться, и я часто засыпала прежде, чѣмъ она кончала молитву.

Кухонная работа была для меня очень тяжелой. Я помогала Мелани чистить котлы и мыть полы.

Большую часть работы дѣлала она; она была сильна, какъ мужчина, и всегда готова услужить. Какъ только она видѣла, что я устала, она усаживала меня на стулъ и говорила съ покровительственной улыбкой:

— Отдыхай.

Въ первые же дни моего прихода, она напомнила мнѣ, какъ трудно ей было учить катехизисъ. Она не забыла, что одно время я цѣлыя перемѣны проводила съ ней и помогала ей заучивать. И теперь она рада дать мнѣ отдохнуть нѣсколько минутъ.

Вероникѣ было поручено приготовлять овощи и принимать изъ мясной мясо.

Она стояла, неподвижная и надутая, около вѣсовъ, на которые мальчики изъ лавки клали мясо.

Она часто спорила съ ними, находя, что куски отрѣзаны слишкомъ большіе или слишкомъ маленькіе.

— Кончилось тѣмъ, что они стали говорить ей дерзости, и сестра Дэзирэ поручила мнѣ, вмѣсто нея, принимать мясо.

— Она тѣмъ не менѣе пришла на слѣдующій день къ вѣсамъ, но я уже была тамъ съ сестрой Дэзирэ, которая объясняла мнѣ, какъ нужно взвѣшивать.

Какъ-то разъ утромъ одинъ изъ мясниковъ съ изумленіемъ вскрикнулъ, назвавъ меня по имени. Сестра Дэзирэ подошла, а я съ удивленіемъ посмотрѣла на мальчика: это былъ новый мясникъ, но не прошло и нѣсколькихъ минуть, какъ я его узнала: это былъ старшій изъ дѣтей Ивана-Рыжаго. Онъ подошелъ ко мнѣ, обрадованный встрѣчей, и сталъ разсказывать о своихъ родителяхъ, которые получили хорошее мѣсто въ замкѣ „Потерянный Бродъ“. Онъ самъ не любилъ полевыхъ работъ и поступилъ къ мяснику въ городъ. Онъ тутъ же прибавилъ, что Потерянный Бродъ находится рядомъ съ Вилльвьеемъ и спросилъ, знаю ли я его. Я утвердительно кивнула головой. Затѣмъ онъ сообщилъ, что уже нѣсколько мѣсяцевъ, какъ его родители поселились тамъ и что на прошлой недѣлѣ въ замкѣ былъ большой праздникъ по случаю свадьбы г. Анри Дэлуа… Я слышала, что онъ еще что-то говорилъ, но не уловила смысла… и вдругъ яркій свѣтъ кухни смѣнился тьмой, я почувствовала, какъ полъ уходитъ изъ подъ ногъ и я лечу въ какую-то бездну…

Я сознавала еще, какъ сестра Дэзирэ подбѣжала на помощь ко мнѣ, но уже какое-то чудовище впилось мнѣ въ грудь, и изъ нея вырывался крикъ, отъ котораго мнѣ становилось больно.

Это было какое-то ужасное рыданіе, которое подкатывалось къ горлу и останавливалось.

Затѣмъ я снова увидѣла свѣтъ и узнала склонившіяся надо мной лица сестры Дэзирэ и Мелани. Обѣ онѣ улыбались одной и той же безпокойной улыбкой, и въ эту минуту широкое лицо Мелани становилось похожимъ на тонкое блѣдное лицо сестры Дэзирэ.

Я сѣла на кровати, удивляясь, что лежу въ постели днемъ, но я не вставала: я вспомнила о томъ, что сказалъ сынъ Ивана-Рыжаго, и въ теченіе долгихъ часовъ я старалась подавить мою боль. Когда вечеромъ сестра Дэзирэ пришла спать, она сѣла ко мнѣ на кровать, сложила на груди руки, какъ у святыхъ, и сказала: