Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 4: Джек в Австралии. Рассказы

— Что же, ребятушки, так мы ему и спустим? Сержант Томас? Так и спасуем перед варваром и негодяем, который в Америке на рудниках такую вел жизнь, что и язык-то не повернется вымолвить, бросил бедную женщину с ребенком на руках — бейся одна, как умеешь, — а нынче надумал вернуться, поломать ей всю жизнь и заграбастать ее сбережения? Сущий стыд, если никто за меня не вступится, — стыд и позор!..

Солдаты и маленький сержант ощетинились, задетые за живое. Хозяйка нагнулась и пошарила под прилавком. Потом, незаметно для мужчины, стоящего поодаль у огня, швырнула в полутьму за стойкой сплетенную из травы веревку, какими обвязывают тюки с товаром, — веревка легла у ног молодых солдат.

Тогда женщина выпрямилась, готовая действовать.

— Полно упрямиться, — обратилась она к пришельцу рассудительным, холодно-урезонивающим тоном, — надевай-ка пальто да и ступай отсюда. Будь мужчиной, а не зверюгой хуже германца какого-нибудь. Ночлег ты себе без труда отыщешь в Сент-Джасте, а коли нечем заплатить, сержант наверняка не откажется ссудить тебе пару шиллингов.

Теперь взоры всех были прикованы к гостю. А он, словно завороженный, словно неким бесовским умыслом одержимый, смотрел сверху вниз на хозяйку.

— Деньги у меня есть, — сказал он. — Можешь не волноваться за свои сбережения, у меня своих покуда хватает.

— Ну что ж, — урезонивала она его примирительно-холодным, почти глумливым голосом, — тогда надень пальто и ступай туда, где тебе будут рады, — будь мужчиной, а не зверюгой-германцем.

Увещевая и подзадоривая, она как бы невзначай подступила совсем близко к нему. Мужчина, с высоты своего роста, следил за нею одурманенным взглядом.

— И не подумаю, — возразил он. — Никуда я не пойду. Сегодня ты меня устроишь на ночлег.

— Ой ли! — воскликнула женщина. И вдруг, обхватив его руками, повисла на нем всей своей многопудовой тяжестью, крича солдатам:

— Хватайте веревку, ребята, вяжите его! Альфред, Джон — живее!..

Мужчина рванулся, дико озираясь, напрягая мощные мускулы. Но и женщина была не из немощных, и к тому же очень грузная, она вцепилась в него мертвой хваткой. Ее лицо у его груди, ужасное в своем мстительном ликовании, смотрело на него снизу вверх, и мужчина рывком отдернул голову, отстраняясь от этого взгляда. Солдаты, которые в первую минуту испуганно взирали, как раскачивается из стороны в сторону новоявленный Лаокоон, пришли между тем в движение, и самый резвый метнулся вперед с веревкой. Она слегка запуталась.

— Давай сюда конец! — крикнул сержант.

Тем временем мужчина, натужась всем своим большим телом и судорожно пытаясь высвободиться, делал резкие движения, так что женщину шмякало то о скамью, то об стол. Но она, пригвоздив ему руки к бокам, обвилась вокруг него, точно грузная каракатица. Мужчина, напрягаясь, покачивался, и они кружили по комнате, с грохотом натыкаясь на мебель, заставляя солдат отскакивать в стороны.

Резвый солдат изловчился и с помощью расторопного сержанта захлестнул мужчину веревкой. Женщина тяжело сползла ниже, и они обмотали его еще несколько раз. В кутерьме жертва опрокинула стол и рухнула на него. Веревку затянули так туго, что она впилась в тело гостя. Женщина теперь сжимала руками его колени. Один из солдат, осененный блестящей мыслью, подбежал и связал незнакомцу ноги подтяжками. Скамейки валялись вверх тормашками, опрокинутый стол отъехал к стене, но мужчина был связан по рукам и ногам. Он затих, полулежа, привалясь к столу.

Женщина встала и обессиленно опустилась на скамейку у стены. Грудь ее тяжело вздымалась, язык отнялся; ей казалось, что она умирает. Связанный мужчина лежал, привалясь к опрокинутому столу, пиджак у него весь скомкался под веревкой и задрался выше поясницы. Солдаты, несколько ошалелые, но разгоряченные схваткой, сгрудились вокруг него.

Мужчина затрепыхался опять, безотчетно напирая на веревку, глубоко и шумно дыша. Лицо, золотистое от загара, побагровело, он снова натужился. Жилы вздулись у него на шее. Но веревка не поддавалась, и он обмяк. И вдруг неожиданно дрыгнул ногами.

— Еще пару подтяжек, Уильям! — возбужденно крикнул солдат. Он навалился на ноги пленника и ухитрился обмотать ему подтяжкой коленки. Тот вновь затих. Слышно было как тикают часы.

Женщина смотрела на поверженного человека, на прямые, сильные ноги и руки, на мощную, усмиренную путами спину, лицо с широко расставленными глазами — так бычок на телеге, увязанный в рогожу, тужится в немом усилии, запрокидывая голову назад. Смотрела и торжествовала.

Связанное тело забилось снова. Она смотрела, не отрываясь, как перекатываются буграми мускулы — на плечах, на бедрах, на длинных стройных ногах. Даже теперь он мог разорвать веревки. Ей стало страшно. Но бойкий солдатик уселся мужчине на плечи, и через несколько мгновений опасность миновала — пленник затих окончательно.

— Ну как, — сказал, обращаясь к нему, благоразумный сержант, — если мы вас развяжем — даете обещание, что уйдете и не будете больше буянить?

— Здесь, в доме, я не позволю его развязывать! — крикнула женщина. — Я ему ни на грош не доверяю!

Все примолкли.

— Можно вынести наружу и там развязать, — сказал резвый солдат. — А если вздумает баловать, тогда позовем полицию.

— Да, — сказал сержант. — Можно и так. — И другим, полным суровости голосом опять обратился к пленнику: — Мы вас снаружи развяжем, а вы наденете пальто и без шума уйдете — договорились?

Мужчина не отозвался; он лежал, как связанное животное, широко открыв темные, блестящие глаза. Минута прошла в озадаченном молчании.

— Ладно, порешили, — раздраженно сказала женщина. — Выволакивайте его отсюда без долгих разговоров, и будем дом запирать.

Солдаты так и сделали. Подняв мужчину, они вчетвером неуклюже вынесли его на безлюдную площадь перед трактиром; за ними, неся пальто и кепку, вышла хозяйка. Молодые солдаты проворно сдернули с ног пленника подтяжки и поскорее юркнули в дом. Они были в одних носках, а звезды на дворе обжигали холодом. Они сгрудились в дверях, выглядывая наружу. Мужчина недвижно лежал на холодной земле.

— Ну вот, — понизив голос, сказал сержант, — теперь вы, хозяюшка, идите в дом, а я ему малость ослаблю узел — дальше он сам сумеет распутать.

В последний раз она взглянула на растерзанного, связанного по рукам и ногам мужчину; он уже сидел на земле. Потом вошла в дом, и тотчас вслед за нею — сержант. Слышно было, как они запирают двери и закладывают ее на засов.

Мужчина, сидя на земле, задвигался, напрягся, пытаясь ослабить веревку. Но даже сейчас высвободиться оказалось не так-то просто. Со связанными руками, он не без труда поднялся на ноги, подошел к старой каменной ограде и стал тереть веревку о неровный ее край. Веревка — в сущности, косица, сплетенная из травы, — быстро разлохматилась, лопнула, и мужчина сбросил с себя путы. Он был весь покрыт ушибами. Болели руки, исполосованные веревкой. Он медленно растер их. Потом поправил на себе костюм, нагнулся, надел кепку, кое-как натянул пальто и побрел прочь.