Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2: Флейта Аарона. Рассказы

Вечерело. На темном небосклоне сияла яркая звезда.

Легкий мороз сковал землю. Лужицы были подернуты тонким льдом. Был канун Рождества. Война недавно окончилась, и во всем пространстве было разлито состояние покоя, в котором уже зловеще таилась новая угроза.

Человек, с которым мы сейчас познакомимся, чувствовал опасную власть мрачных теней прошлого, носящихся в воздухе. Он думал о том, что сегодня после работы среди шахтеров поднялись резкие споры, которые легко могли привести к бурному столкновению.

В этот вечер Аарон Сиссон возвращался домой последним, одиноко карабкаясь вдоль черной полосы узкоколейки с холма, отделявшего шахты от рабочего поселка. Он задержался на работе, потому что должен был присутствовать на собрании шахтеров. Сиссон был секретарем Союза Углекопов своего района, и сегодня ему пришлось выслушать много глупых споров, оставивших у него чувство досады и глупого раздражения.

Он перешагнул через изгородь, пересек поле, перебрался еще раз через низкий заборчик и очутился на улице шахтерского поселка, которая состояла из двух рядов небогатых домов. На другом конце поселка стоял его собственный дом: он сам построил его для своей семьи. Через калитку, проделанную в решетчатой ограде, Аарон вошел в сад, окружающий дом, и боковой тропинкой прошел прямо к заднему крыльцу.

— Папа! Вот идет папа! — послышался возбужденный детский голос, и две девочки в белых передничках, выбежав из дому, бросились к нему.

— Папа, прикрепи нам елку, чтобы она держалась, — кричали они, перебивая друг друга. — У нас есть елка!

— А можно мне сначала пообедать? — ласково спросил Аарон.

— Сделай сейчас, лучше сейчас! Нам принес ее Фред Альтон.

— Где же она?

Девочки вытащили из темного угла сеней на свет, падавший через открытую дверь кухни, кособокое, растрепанное деревце.

— Смотри, папа, какая красивая елка! — воскликнула Миллисент.

— Да, очень хорошенькая, — подтвердила Маржори.

— Неплохая, — радуясь удовольствию детей сказал отец, перешагнув через елку, и, войдя в кухню, стал снимать пальто.

— Поставь нам елочку сейчас, сейчас, папочка! — приставали дети.

— Сделай это до обеда. Обед так долго ждал тебя, что может подождать еще немного, — послышался недовольный женский голос из залитой светом комнаты.

Аарон Сиссон снял фуражку, куртку и жилет. В одной рубашке, с непокрытой головой он опять вышел на мороз и задумчиво поглядел на хилое деревце.

— Куда же поставить вам ее? — спросил он, нехотя приподняв елку за верхушку. Холод пробирал его до костей. Он пошел по дорожке вглубь сада и стал рыться среди вещей, нагроможденных под навесом около садовой ограды. Отыскав подходящий ящик, взял лопату и опять прошел в свой любовно возделанный сад, теперь обнаженный холодным дыханием зимы. Девочки побежали к нему навстречу. Елка, лопата и ящик лежали на мерзлой земле.

— Держи елку прямо, — сказал отец, обращаясь к Миллисент и начиная пристраивать деревце в ящике. Девочка молча стояла, придерживая елку за колючую ветку, пока отец насыпал землю в ящик, вокруг ствола.

Когда земли оказалось достаточно, ее утрамбовали общими усилиями и Аарон пошел за тачкой. Девочки радостно пищали и прыгали вокруг елки, пока отец подвез тачку и остановился с нею возле ящика. Поднимая елку, он осторожно отводил ветки, коловшие его лицо.

— Очень тяжело? — спросила Миллисент.

— Очень, — ответил он напряженным голосом.

Затем процессия двинулась: скрипящая тачка, колыхающееся и вздрагивающее на ней деревце и отец с двумя дочерьми, которые старались помочь ему везти тяжелую тачку. Подъехали к дому, оставив за собою на земле след тачечного колеса. Остановившись у двери, Аарон посмотрел на ящик.

— Куда вам его поставить? — спросил он дочерей.

— Внеси пока елку в сени, — крикнула через дверь жена.

— Лучше сразу поставить ее на место. Мне не очень хочется лишний раз таскать такую тяжесть.

— Папа, поставь ее на пол возле буфета, — попросила Миллисент.

— В таком случае постелите на пол бумагу, — потребовала мать.

Дети вбежали в дом, а Аарон остался на дворе, — недоуменно поводя озябшими плечами. В открытую дверь видна была часть комнаты с блестящим линолеумом на полу и кусок буфета из темного полированного дерева, на котором стоял горшок с геранью.

Кряхтя от усилия, Сиссон поднял ящик с тачки и понес его в дом. Еловые ветви кололи и царапали ему лицо и руки. Жена неодобрительно, почти враждебно посмотрела на него, когда он, пошатываясь от тяжести ноши прошел мимо нее.

— Смотри, сколько грязи ты притащил, — сказала она.

С легким стуком он опустил ящик на пол, поверх разостланной газеты. Несколько комьев земли выпали из ящика.

— Подмети пол, чтобы мать не заметила, — сказал он Миллисент.

Тихий шелест ветвей, который уловило его ухо, странно поразил его в этой обстановке.

Яркий, ровный, почти белый свет от электрической лампы под потолком проникал во все углы комнаты, служившей одновременно и кухней и столовой. В этом свете все предметы приобретали резкие и жесткие очертания. В открытом очаге высоким ярким пламенем горел огонь. Все было тщательно прибрано и сверкало чистотой. Грудной младенец тихонько ворковал в углу, лежа в крохотной плетеной кроватке. Мать — тонкая, красивая, темноволосая женщина — сидела, дошивая детское платьице. Она встала, отложила шитье, и принялась подавать мужу обед.

— Ты опять так поздно сегодня, — сказала она.

— Да, — неохотно подтвердил он из кухни, где мыл руки.

Он сел за стол все так же в одной рубашке. На вид ему можно было дать около тридцати двух лет. Это был мужчина крепкого сложения с открытым приветливым лицом. Он продолжал молчать, о чем-то думая. Жена опять взялась за шитье. Она настороженно следила за мужем, который, очевидно, не замечал ее, погрузившись в свои мысли.

— О чем сегодня говорили на собрании? — нарушила она, наконец, напряженное молчание.

— О прибавках к зарплате.

— И что же вы решили?

— Потребовать увеличения заработка и начать стачку, если администрация не даст нам удовлетворительного ответа.

Он коротко засмеялся, продолжая есть.

Обе девочки сидели на полу на корточках возле елки. Перед ними стояла деревянная коробка, из которой они доставали склеенные из газетной бумаги пакетики и раскладывали их вокруг себя на полу.