Луи Арагон - Гибель всерьез

Не исключено, что историю нашу сочтут неглубокой: в самом деле, что хотел сказать миру Эдип с улицы Мартир своим предполагаемым убийством и колебаниями в выборе трупа? Нам скажут: Софокл, Сенека жили жизнью Афин или Рима, они имели полное право представить на наш суд государя, имя которого, по сути, не имя, а кличка, комичная кличка «Опухлоногий». Софокл не любил тиранов, зато чтил оракулов, а Сенека наверняка вспомнил своего господина Нерона, когда Эдип у него отвечает Креонту, отметающему предположение об участии в заговоре ссылкой на «испытанную верность»: aditum nocendi perfido præstat fides «коварным верность к козням облегчает путь». Если этого вам кажется мало, чтобы убедиться, насколько эта сцена проникнута духом времени, послушайте, что Эдип добавляет, когда Креонт спрашивает его: «А если я невинен?» Не станем прибегать к латыни, Эдип говорит языком тирана: «В глазах царя, кто заподозрен, тот виновен. Виновного щадить — щадить врага, а потому — казнить при подозрение». Когда Креонт на это возражает: «Так наживаем мы врагов», тиран ответствует, что «тот недостоин царства, кто опасается. Страх — путы для царя». Можно судить, как подействуют на читателя эти истории, если только подать их по-современному; и вдохновляйся наш юный любовник комиксами о Сталине, его уж в легкомыслии не упрекали бы, Сталин — не то что «Тарзан» или какой-нибудь там «Тэнтэн»! Но Эдипу помнится, что кто-то из его знакомых проделал нечто подобное и претерпел множество неприятностей, хотя случилось все без злого умысла. Превращение проклятия олимпийских богов в движущую силу и побудительный мотив той истории, которая вершится в настоящий момент, теоретически одобряется под именем «реализма», но не значит ли это совать руки в огонь? В огне можно сгореть. Читатель «Тэнтэна» мудрее, чем кажется. Откуда Эдипу ведомо, что месть лучше заменить остывшим супом? Неведомо, но факт остается фактом. Поэтому Эдипа многие и сочтут недалеким, а его историю — пустяковой. Может, так оно и есть, пройдет время и высушит три пары чулок, а эта сказочка, возможно, поможет уму, склонному к размышлениям, пробежать на цыпочках по краю эпохи, в которой мы живем и где прописная мораль гласит: не всякая правда достойна оглашения, а реализм уподоблен шляпе и бывает всех размеров, всех фасонов, нужно только найти по вкусу, по собственной голове, пока она на плечах, разумеется.

И наконец, вы, с вашими литературными познаниями и вечными ухищрениями, вспомните: когда Эдип выкалывает себе глаза, хор спрашивает, как он мог поступить с собою так жестоко, и царь, потеряв терпение, раздраженно отвечает хору фиванцев: «Перестань мне давать советы…» — вам странно, что к целому хору на «ты»? Но подобное обращение входит в отличительные черты, своего рода правила хорошего тона античной трагедии, хор для Эдипа — единая персона, персонификация общественного мнения: «Перестань упрекать, что я сделал не то, что следует!»

…Так что и вы перестаньте. Тем паче что Эдип уже застыл, наколов на вилку листок салата: идея вооруженного ограбления банка заслонила от него и Фил, и Мари-Ам, и Фанни, и все три пары чулок, которые словно напялил ветер. Да, Гёльдерлину здесь делать нечего. Эдип знает немецкий не лучше греческого. А почему бы собственно не взять русский эпиграф?.. Он улыбнулся, ему почудилось созвучие — эпиграф, эпитафия… Но как это будет выглядеть, если путеводная звезда первой страницы вдруг утонет в дорожной грязи на последней? И все-таки, чем хуже русский эпиграф, например, из того же Лермонтова:

«Въ нашъ в ҍкъ все чувства лишь на срокъ… »

со всеми на свете ятями и твердыми знаками, браво выстроенными солдатами, «в наш век все чувства лишь на срок», всего-то восемь стоп — вот вам загадка Сфинкса и, может быть, мораль «Тэнтэна». А в общем, так оно в жизни и бывает, хотя возможно, мы просто-напросто не способны узнать глубины человеческого сердца? Сфинкс — кстати, в переводе с древнефивского «сфинкс» означает «душитель», — стоп, стоп, умоляю, не будем отклоняться в сторону, — Сфинкс умел только спрашивать, и где ему понять Лермонтова, рифмующего « в наш век все чувства лишь на срок» с « я вас никак забыть не мог…» . Сфинксу в этой головоломке не разобраться, он в ловушку попался, да так и загнулся — выносите скорее, пока не провонялся, кладите в холодильник рядом со швепсом. В наш век и сфинксы лишь на срок, а в Фивах нет царей, никто уж не убьет отца и матери не сделает детей. Чувства оскудели, люди измельчали, сказки утратили краски.

— Мне нравится сплошная тьма, — сказал Эдип, выколов себе глаза.

А Иокаста — мы чуть не позабыли об этой крошке — понимает мало-помалу, что новый ее любовник перестанет годиться в дело, если и дальше будет копаться в мифологии. Как видно, ему не хватает низкопробного чтива, и она, по примеру Армии спасения, дабы спешно его вернуть на ускользающий истинный путь, дает ему в подкрепление добротные детективы из черной серии. Однако их хитросплетения кажутся в его возрасте простоватыми, а потому ни капельки не понятными. Или лучше сказать — ни тютельки. В общем, он просмотрел ее по диагонали, эту самую черную серию, и что же: ситуации все давно знакомы, действующие лица — уже встречались где-то, хоть он и не интересовался, кто они, собственно, такие; преступление… но когда я говорю: преступление, это явное преувеличение, раз оно вызывает законный интерес, благодаря ему эти книги пишутся и читаются, хотя, конечно, предпочитаются переводные романы, я всегда предпочитаю перевод, а вы, возможно, наоборот… перевод или нет, а одна моя знакомая дама доберется до конца романа и упрямо начинает читать сначала, интересуясь, черт возьми, кто же убийца — вот они, мастера черной серии! — но роман, который читает Эдип, он не из лучших, и спрашивается, как пришло в голову господину Марселю Дюамелю издавать такое, хотя бы поместил предисловие, читатель бы туда заглянул: ну-ка, ну-ка!.. А тут Эдип… Эдип, что это еще за тип? Я надеюсь, что хотя бы из-за Эдипа вам не придется терзать энциклопедию Ларусса. Иначе чему вас, спрашивается, учили в школе, неужели вы позабыли всю эту историю с Фивами, вам что, помешали теперешние события?.. конечно, все страны перекроили, строй в них переменили, включи любую телепрограмму, услышишь о помощи развивающимся странам… так что Фивы… — и все-таки об Эдипе, наш Эдип наткнулся в романе на эпизод, от которого волосы у него встали дыбом, а глаза округлились, как бочонки лото, я приведу его здесь целиком, и вам все станет ясно:

«…Молодой человек прочитал в газетах противника готовность нанести удар; пальцы его судорожно вцепились в туалетный столик (пальцы от природы боязливы), и судьбе захотелось, чтобы его ладонь наткнулась на некий металлический предмет. Инстинкт самосохранения сработал, и, прежде чем в его сознании успело сложиться слово «пистолет »,он выстрелил: Ом рухнул к его ногам, как неискушенный жизнью ученый, впервые покинувший свой кабинет, или влюбленный, сохранивший невинность до сорока лет, падает, подкошенный шоком. Сознание Анисе не поспевало за происходящим, его затуманивало некоторое недоумение, словно облачко дыма после выстрела. Жизнь человеческая —такая малость. Миг — и что от нее осталось?.. Смерть Ома не подействовала на Анисе, разве что случилось все чересчур неожиданно, без психологической подготовки. Последствия его поступка от него ускользали, вернее, он о них пока не задумывался. Но Мирабель уже высвободила из руки убитого кинжал, сняла с него плащ и шляпу. И протянула Анисе: «Переодевайтесь и наденьте полумаску, которая наверняка у вас в кармане». Он бездумно послушался, а Мирабель тем временем заперла дверь на ключ, открыла платяной шкаф, достала кусок полотна, которым прикрывала платья, и, как в саван, завернула в него тело. Она взглянула на оставшегося в живых и сказала: «Вы с ним были одного роста». Анисе поразил этот резкий переход к прошедшему времени. И тут в наружную дверь постучали…»