Оксана Усенко - Хрупкие плечи

- В спальне моей глянь.

- Нет там! Я уже смотрела.

- Тогда в тумбочке…

- Лида, у тебя вещи по дому перемещаются вне всякой логики! – возмутилась Наташка, доставая найденный утюг из-за серванта.

- Бывает. Наверное, Руслана куклам одежду гладить пыталась. Главное, что дальше дома не уходят – улыбнулась Лида. – Куда ты сегодня намылилась?

- Ой, у меня там такой мальчик появился… На таком опеле… Калмык, прикинь! Черноглазый, веселый. Женат, правда, но у него такая толстая и медлительная жена-корова, что о ней и говорить нечего. А имя у него такое интересное. Переводится, вроде, как толи перламутровый, толи жемчужный… Черт, никак запомнить не могу!

- Наташка… Неужели опель того стоит?

- Еще как стоит!

- Надеюсь, хоть детей нет?

- Есть, дочка. Да не переживай ты, они уже разводятся. Не я, так другая – какая разница? А мне он очень даже приглянулся!

- Жемчуг, говорят, носить к слезам… Не думаю я, что оно того стоит. Неправильно это.

- Правильно-неправильно… Толку, что ты нашла неженатого, непьющего, некурящего, зеленоглазого красавца-спортсмена? И где он теперь? Правильно - в хороших руках, я бы даже сказала «ежовых рукавицах», судя по тому, что рассказывают. Смотришь, у Щуки твой Олег и деньги зарабатывать научится, и крутиться по жизни. Ее отмазки вроде «я так не могу» не смутят. Это ты смотрела влюбленными глазками и ничего не просила, а она, говорят, аж бегом все требует. Ну, может, еще стимулирует его как-то по ночам. Это ж ты у нас неопытная, а у нее опыта дай боже. Все село знает. Пацаны столько интересного рассказывали, ты б слышала… Сейчас пересказывать не буду, а то Ника вон уже уши развесила… - Наташка договаривала, уже выходя, и не особо обращала внимания на выражение лица сестры. Чувствительностью к ее переживаниям она не страдала. Зачем? Впереди ее ждал веселый вечер, катание на красивой дорогой машине, забористые коктейли, ликеры и возможность прибрать к рукам интересного парня. А сестра… Должна ж она когда-то поумнеть и перестать быть такой наивно-правильной? Сколько можно жить, руководствуясь пережитками устаревшей морали? Что ей эта правильность принесла? Что толку от ее красного диплома, если она сейчас живет в глухом селе, в колхозном доме без удобств, «на птичьих правах», и работает разнорабочей? А теперь еще по больницам постоянно болтается? Кто ей сочувствует? Хоть один из прежних «хороших знакомых», которым она раздавала цветы и помогала советами, сейчас есть на горизонте? Нет, естественно. А ведь можно было столько денег намутить, продавая цветы из-под полы! И не мотаться за мужем, а устраивать свою карьеру, дорожить своей работой. Вот кто ей виноват, что она уехала из Донецка, потеряла хорошую работу в Ботаническом саду, поддавшись на уговоры Олега и стараясь поддержать его начинания, карьеру и стремление к природе! Где теперь Олег, а где она? Правильная, честная, любящая жена... Дура! Хотя, иногда ее сердобольность очень даже полезна, и этим грех не воспользоваться. Ведь одно дело, когда Лида помогает родной сестре, и совсем другое - всем остальным.

Олег

Я приехал помочь дочкам сажать картошку. Пока Лида лежала очередной раз в больнице, садить огород оказалось просто некому. С дочками вроде были то ее сестра, то мать... Но далеко не все время. Честно говоря, я не сильно вникал кто с ними дома. Как-то не до того было. Собственно, просто Лида последний раз в телефонном разговоре попрекала меня тем, что мог бы хоть огород посадить помочь, раз уж денег с меня как с козла молока. Да, с деньгами было плохо… Как и у многих… Зарплата была небольшой и сгорала быстрей, чем ее успевали выплачивать. Лиде было даже проще – все, что можно, она выращивала на огороде и во дворе. Раньше, по крайней мере. Мне в городе было хуже – все нужно было покупать. Если б не отец, уже б зубы на полку положил. А еще была стройка – достраивать дом, живя в нем - то еще удовольствие. Я бы сказал, ниже среднего, даже при моей невзыскательности.

Лида с больницы старалась приезжать домой на выходные, поэтому я приехал в рабочий день. Встречи с женой были сложными. Нет, мы не кидались друг на друга с упреками и криками… Агрессии в ней никогда не было, и не появилось. Была обида, усталость, непонимание и, естественно, не высказанное, но витавшее в воздухе обвинение в том, что бросил детей. А это, как не крути, тяжело. А еще ведь было мое собственное, странное состояние, когда я находился рядом с ней – тянуло и остаться, и бежать, словно кто гнал в шею… Мерзкое состояние, от которого потом пару дней отходить приходилось - словно меня раздирают на части,. Потому-то я старался лишний раз с ней не встречаться.

Я не видел дочерей почти три года, один визит домой за зимними вещами и все… Да и быстрый «заскок» на чердак за мешком с вещами сложно назвать полноценным визитом.

Они изменились. И неожиданно резко повзрослевшая Руслана, смотрящая на меня как волчонок на охотника, и малышка Вероника. Когда я уходил, Вероника еще толком не разговаривала, а теперь болтала без умолку. Поначалу, выйдя навстречу, задумчиво наклонив голову, она размышляла вслух:

- Папа? Дядя?...

- Хороший вопрос, - хмыкнула скупо Руслана.

- Папа-дядя! – малышка с детской непосредственностью быстро определилась с оригинальной версией… Грустно, а ведь не поспоришь… Подавив огромное желание пожалеть себя, я бодро прошел к сараю в поисках ящиков с посадочной картошкой и лопаты. Двор изменился… Появился аккуратно выстроенный сарай, курятник, забор по периметру – наверное, отец Лиды… Огороженный двор это хорошо, для детей в первую очередь. Обернувшись на подошедшую неслышно, словно тень, Руслану, я вздрогнул. Дочка протягивала мне галоши - мои, старые. Да, я сам попросил какую-то рабочую обувь, но увидеть собственные вещи было… странно. А еще эта молчаливость Русланы… Она всегда была открытым, веселым ребенком, а теперь смотрит на меня, словно я рога и хвост отрастил. И - молчит… Вот уж не знал, что молчание может так быть по нервам. Пришлось з излишне бодрым энтузиазмом расспрашивать про дела в школе, про зверье… Да про что угодно, чтоб хоть как-то растормошить этого словно замороженного ребенка!

Картошку мы высадили под любопытные взгляды соседей (куда ж без них!) и детский щебет Вероники, таскающей по огороду котенка и щенков. Я устал, и работа по перекопке тридцати соток здесь была абсолютно не причем. Это, оказывается, больно, ощущать невысказанное осуждение. С Лидой, которая высказывала все и сразу, и то было легче. Ситуацию спасала только маленькая и непосредственная, как все дети, Вероника. Хотя непосредственность ее тоже была специфическая, резать правду-матку в глаза этот ребенок умудрялся на редкость жестко. Вопросы, вроде «папа, а ты нас другую тетю променял?» или «а ты теперь чужой папа и мы тебе не нужны?», вызывали у меня ступор, а у Русланы - кривую улыбку. Еще бы, наверняка я смотрелся не самым лучшим образом, пытаясь не подобрать правильные слова, а большей частью увильнуть от ответа, прячась за усиленным размахиванием лопатой и репликами вроде – «ой, вон там картошки в лунке не хватает!».