Иржина Троянова - Яна и Ян

Я повесил трубку.

— Что такое? Вас прервали? — с участием спросил Лацо.

— Да ну ее! — буркнул я.

Я буквально валился с ног от усталости. К этому моменту она достигла той стадии, когда человеку ничего не нужно, не хочется ни говорить, ни есть, ни спать — словом, ничего. Однажды, еще на стройке, со мной уже было такое. Ровно двенадцать часов я просеивал тогда песок на пари. Очень хотелось выиграть. Дома я, не ужиная, повалился на постель, но спать не мог — мысленно продолжал просеивать песок.

Сегодняшняя усталость накапливалась во мне тридцать два часа — со вчерашнего утра, когда я явился в роту с головой, забитой мыслями о Яне. Я до того погрузился в них, что не отреагировал на необычное оживление в коридоре. В душе я даже порадовался этому. Наш медик капитан Микушка время от времени открывал кампанию против тех, кто уклонялся от физзарядки, причем, обладая безошибочным чутьем фронтового разведчика, он извлекал солдат из самых укромных уголков. И вот теперь я решил, что капитан снова хочет добиться стопроцентного участия в физзарядке. Даже глядя на испуганное лицо дежурного, я не догадался о разразившейся катастрофе. Это дошло до меня лишь в тот момент, когда он дрожащим голосом доложил:

— Товарищ поручик, во время моего дежурства пропал воин Жачек из первого взвода… Ушел из роты и до сих пор… до сих пор не вернулся.

Это было как гром среди ясного неба. Поездка в Прагу, Яна — все разом отступило на задний план. О, черт! Надо же такому случиться!

— У него была увольнительная?

— Нет.

— Где журнал?

Воин Жачек, похоже, совсем не получал увольнительных. Последний раз он ходил в увольнение под Новый год. Ездил домой, в Прагу.

— Он никуда не ходил, товарищ поручик. Только к Микадо… то есть к капитану Микушке в санчасть. Они оба заядлые голубятники… Я уже посылал туда дневального, но у товарища капитана его нет.

Танкист — и вдруг голубятник! Ну, я понимаю, поэт, спортсмен или музыкант. Есть у нас водитель первого класса свободник Халупа, который, по словам Лацо, мог бы давать органные концерты даже в соборе святого Якуба. Однако внешний вид Жачека свидетельствовал о том, что он попал в танкисты по ошибке — маленький, тощий, бледный. Рядом с обветренными лицами других парней его творожная бледность бросалась в глаза. «Вам плохо, Жачек? Отчего вы такой бледный?» — спросил я его на занятиях по технической подготовке, спросил попросту, по-дружески. Он покраснел до корней волос, бросил на меня испуганный взгляд и неожиданно брякнул: «Есть, товарищ поручик!» Ребята так и покатились со смеху, а командир взвода десятник Слива заверил с готовностью: «Уж мы его пропесочим, товарищ поручик!»

Слива — любимец командира роты. И действительно, что касается военного дела, то я ни в чем не могу его упрекнуть. Но все-таки он мне чем-то неприятен — сплюснутый нос боксера, глаза хитрые, насмешливые. Недоучившийся машиностроитель, держится он весьма самоуверенно. Когда меня назначили заместителем командира роты, мы встретились со Сливой на улице. Он небрежно, двумя пальцами отдал честь, будто хотел сказать: «Привет, поручик!..» Я немедленно осадил его, и теперь он приветствует меня по уставу. Но в его взгляде я нередко читаю: «Ну чего ты выпендриваешься, поручик? Хозяева-то роты — мы…» Я ловлю его на этом и в парке, и на танкодроме, и в учебном классе. Однако сейчас десятника рядом не оказалось: я еще вчера подписал ему увольнительную.

Старший по комнате свободник Халупа только после подъема заметил, что койка Жачека пуста. Он припомнил, что вечером все ходили в кино. Там Жачека разыскал начальник клуба: он хотел, чтобы воин по окончании фильма посмотрел телевизор, ведь на гражданке Жачек был телевизионным мастером. И товарищи по комнате спокойно легли спать…

Я немедленно позвонил начальнику клуба.

— Какой еще Жачек, черт возьми! — выругался он спросонья. — Этот бледный солдатик из твоей роты?.. Ну да, телевизор он починил, а что? Я должен был проводить его в казарму с почетным эскортом? А может быть, его следовало и в постель уложить, и одеялом прикрыть?..

Я бросил трубку. Именно начальник клуба наставлял нас с Ладо на путь истинный после партсобрания, на котором мы говорили о том, каким представляем себе настоящего командира. Принеся с собой из училища изрядный заряд бодрости и оптимизма, мы объявляли войну формализму в подходе к людям, воспевали значение личного примера, дисциплину, основанную на подлинном сознании, товарищеские отношения… «Парадные речи! — спустил нас на землю начальник клуба. — Все приходят из училища с такими настроениями… Но чем скорее вы избавитесь от подобных теорий, тем лучше для вас. Училище — одно, а жизнь — другое. Приглядывайте хорошенько за подчиненными, не позволяйте им фамильярничать с вами и тренируйте голосовые связки с упорством Демосфена, который в конце концов сумел перекричать прибой».

И такой опытный офицер оставил новобранца без присмотра чинить телевизор в клубе, а сейчас ему и дела нет, куда подевался солдат. Главное, что телевизор работает. Позади клуба расположен садик Микушки, единственный зеленый оазис, затерявшийся среди казарменных зданий. Именно там держит капитан голубей и кроликов. Жачек здесь, видимо, хорошо ориентируется. И вот он перелез через забор… Хотя вряд ли ему это по силам.

Да что я, собственно, знаю про своих подчиненных?.. Я хотел было звонить командиру роты, как вдруг он появился в казарме. С капитаном Понцом мы ладим: он всего на восемь лет старше меня и еще не забыл, как чувствует себя новоиспеченный командир, да и в заместители он сам меня выбрал. Но сейчас, когда я увидел, как беззаботно шагает он по коридору своей пружинистой походкой, на душе у меня стало совсем муторно.

— Ты чего тут маячишь? Не переусердствуй! — Он взглянул на часы, потом на меня, скользнул глазами по фигуре несчастного дежурного и спросил так, словно выпустил пулю в цель: — Что у вас тут стряслось? Пропал кто-нибудь?

Не успел я объяснить ему все по порядку, как в его кабинете зазвонил телефон. Через минуту он вернулся. Взгляд, который он бросил на нас, и движение, которым он провел по пуговицам кителя, свидетельствовали о том, что звонил командир батальона. Значит, ему уже известно о случившемся. Ничего не могло быть хуже: о происшедшем ЧП командир узнал от кого-то раньше, чем от своих подчиненных. Я нелегко поддаюсь панике, но в ту минуту мне стало не по себе. Теперь начнется…

И я не ошибся. Капитан, не глядя на меня, резко, официальным тоном приказал:

— Товарищ поручик, возьмите прапорщика Валашека, и быстро в штаб. Прихватите там необходимые документы и отправляйтесь в Прагу. Поторопитесь: поезд отходит через двадцать минут. Да, захватите с собой оружие. В Праге явитесь в комендатуру, где заберете задержанного воина Жачека и первым поездом возвратитесь с ним в часть.