Иржина Троянова - Яна и Ян

Опоздаю!

Я проснулся. По оконному стеклу стучал ливень, в водосточной трубе гудела вода. В полумраке комнаты светился рефлектор, который я забыл выключить. Я протянул руку к будильнику — половина пятого. От злости я чуть не хватил его оземь, но у меня был только один будильник. Я снова залез под одеяло и закрыл глаза, однако сон не возвращался.

Черт бы побрал этого Жачека! Не дал досмотреть такой сон. Даже ночью нет от него покоя! Правда, я для него еще ничего не сделал, а ведь обещал Яне. Она, наверное, и не подозревает, как заморочила мне голову этим Жачеком. Но случилось так, что мы поехали на стрельбы, а когда вернулись, началась ремонтная эпопея. В конце концов, почему этот Жачек так застрял у меня в мозгах? Ведь он отделался всего десятью сутками ареста. Девушка действительно выручила его, а то дело не обошлось бы без военного трибунала.

И почему у меня не выходит из головы Слива? Его взвод был на стрельбах первым, танкистам объявили благодарность, и рота сразу вышла вперед… Так что же меня беспокоит? Я потянулся за сигаретой, закурил, и после первой же затяжки в мозгах сразу что-то прояснилось. Жачек явился мне во сне не незваным гостем — для этого он слишком робок, я сам его позвал. И я вдруг понял, что должен обязательно его встретить, когда он вернется в часть. А это случится как раз сегодня.

Я оделся как по тревоге и стремглав выскочил на улицу, под дождь. Я успел вовремя. Солдаты заметили меня не сразу. Они окружили Жачека, казавшегося еще более бледным, чем обычно, и тряслись от смеха. А Слива привязывал ему к ноге железное ядро на цепи. Где они его только раздобыли? Но в ту минуту меня это не заинтересовало — так я был взбешен.

— Слива! — рявкнул я.

Хохот мгновенно прекратился, все вытянулись по стойке «смирно». Застыл с ядром у ноги и Жачек. Вид у него был весьма испуганный. И в эту минуту я отчетливо понял, что если даже наказать Сливу, то ни в судьбе Жачека, ни в судьбе других новобранцев ничего не изменится или изменится к худшему…

В обед я обсудил сложившуюся ситуацию с Лацо. Мы оба вынуждены были признать, что наши восторженные представления об армии во многом расходятся с практической деятельностью. Мы идеализировали армейские будни, подгоняя все под школьную схему, идеализировали командиров, будучи не в состоянии оценить сложность и многообразие их деятельности.

Решительность, с которой я мысленно произносил критические речи на собраниях офицеров, полностью исчезает, как только я вижу ехидную улыбку начальника клуба или ловлю на себе холодный взгляд командира полка. Когда же я стою перед своей ротой и чувствую на себе испытующие взгляды солдат, ко мне иногда возвращается первое волнение, которое я испытывал как командир. Я ощущаю себя неким подобием мишени. Каждое мое движение, каждое слово, каждый нерешительный жест будут критически оценены. Каждый мой приказ, который, конечно же, будет выполнен, вызовет в их душах самые различные реакции. И если я хочу оставаться требовательным по отношению к ним — а я этого хочу, — я должен быть стократ требовательнее к себе.

Лацо, который в училище возглавлял партийную организацию курса и обладал большим запасом политических знаний, все время терзается от того, что на его занятиях не возникает дискуссий. Активно выступает только воин Фаркаш, по кличке Шехерезада. «Где-то я допускаю ошибку, — ломает себе голову Лацо. — Все вроде бы делаю по правилам — выбираю тему доклада, составляю план, пишу тезисы, а дискуссии все равно не получается. Неужели всем все ясно?!»

Но сложности, возникающие у нас при столкновении с действительностью, вовсе не означают, что мы сложили оружие или смирились со скептицизмом начальника клуба и ему подобных. Лацо даже придумал по этому поводу афоризм: «Когда перестанешь идеализировать действительность, начнешь по-настоящему бороться за то, чтобы приблизить ее к идеалу».

Я, например, уже не идеализирую своего командира капитана Понца. Однако это не означает, что я его не уважаю, я просто понял, что популярность у солдат достается дорогой ценой. И наш командир платит сполна. Но в то же время он любит повторять, что военное дело оформилось как наука без нас и теперь в нашей помощи не нуждается. В роте он опирается в основном на солдат второго года службы, командиров взводов и командиров танков.

Таким образом, к подчиненным он подходит с разными мерками: с одной — к молодым солдатам, с другой — к «старикам».

Не люблю этого слова, но солдаты второго года службы произносят его с гордостью. Они горой стоят друг за друга, потому что «из одного котелка кашу ели». Новобранцы же покорно терпят такое положение.

Говорят, что десятник Слива стал любимцем капитана, потому что хорошо исполняет его родные моравские песни. Понц никогда его не наказывает. Как же, лучший командир в роте! Да и потом, какое это произведет впечатление на бойцов?

Вера молча слушала нас. Она обладает редким даром слушать не перебивая, без эмоциональных взрывов. При первой встрече она показалась мне — вероятно, по сравнению с живой и непосредственной Яной — слитком серьезной, даже немного замкнутой. На самом же деле она общительная, энергичная и искренняя, и я иногда думаю, что она гораздо умнее, чем мы с Лацо, вместе взятые.

Когда мы с Лацо перешли к кофе, Вера нарушила молчание:

— А знаешь, Янко, девушка Жачека приезжала к нему за неделю до того, как он сбежал?

— Ну и что? — недоуменно взглянул я на нее. — Что это объясняет?

— Подожди, не торопись, — улыбнулась она. Она говорит по-чешски так же хорошо, как и по-словацки. — Дело в том, что они так и не увиделись. Был день уборки, и Жачек вместе с другими новобранцами чистил урны. Дежурным по роте был Слива, и, когда с КПП сообщили, что Жачека ждет девушка, он устроил так, что солдат у ворот не появился.

— Почему же Жачек не пожаловался? — взорвался я. — Ведь я был в роте.

— Да его и в известность не поставили. Дневалил в это время Карас, ты его знаешь. Разве он будет искать по всей роте какого-то зеленого новобранца, да еще из-за девушки! Пусть, мол, привыкают к разлуке, ничего с ними не случится. И они развлекались со Сливой, попеременно отвечая по телефону: «Воина Жачека никак не могут найти». Девушка в конце концов уехала, так и не повидав его.

— И Жачек про это узнал?

— Слива ему сам сказал, присовокупив, что, мол, если приглашаешь девчонку, то должен находиться в казарме или где-нибудь поблизости и ждать, когда тебя позовут к воротам, а не мотаться по роте, мол, девочка-то что надо и скучать она, видимо, не будет: ею занялся парень получше Жачека. Тот, конечно, расстроился, написал девушке письмо, но ответа не дождался… Остальное ты знаешь.