Иржина Троянова - Яна и Ян

— Глядите, какой месяц вышел! — вздыхает Пепик, когда мы, уже угомонившись, опять дружно курим. — После битв в лагерь победителей всегда доставляли прекрасных пленниц. Какой хороший был обычай. Включите это в ваш сценарий. Разве можно в такую ночь не мечтать о женщинах? А мы вынуждены торчать здесь целых тридцать темных летних ночей. Кто это способен выдержать?..

А мне почудилось вдруг, что месяц поплыл над лесом в наш городок, зацепился прямо за ветви нашей груши и стал смотреть, как Яна распускает волосы. Я не увижу этого еще две с половиной ночи…

Наутро мы с Пепиком отправились в районную больницу навестить командира роты, чтобы доложить, как отличились на тактических учениях и боевых стрельбах. Но командир уже обо всем знал.

— Молодчина! — похвалил он меня. — Передай и ребятам мои поздравления. Командир высоко оценил твои действия. Лацо тоже не подкачал. И твоя жена командиру понравилась. Это с ним не часто случается. Ну, а теперь давайте рассказывайте. С самого начала.

Понц пребывал в прекрасном настроении, хотя выглядел довольно неважно. Около его кровати все еще стояла капельница. Он чуть было не умер во время учений: слишком долго терпел боли в боку, и, когда его привезли в больницу, оказалось, аппендикс уже лопнул и начался перитонит.

— С самого начала? Это когда ты сделал вид, будто отправляешься на небеса?

— Небеса — не марксистский термин, тебе следовало бы это знать. Уж не ошиблись ли мы с командиром полка, вручив целую роту такому невежде?..

— Я же тебя только замещал, и, наверное, не очень хорошо. Вот Пепик может подтвердить. Да и нервы у меня ни к черту.

— Наоборот, нервы у него — как танковые гусеницы. Знаешь, что они вчера ночью делали с Лацо? Когда все свалились от усталости, они уселись на танке и принялись сочинять сценарий фильма…

Капитан негромко рассмеялся. Мы описали ему учения со всеми подробностями, которые, как правило, не попадают в сводки. Мы по праву гордились своими успехами, а я даже почувствовал какое-то легкое опьянение. Мне уже казалось, что я смог бы участвовать еще в нескольких учениях. Эта мысль, очевидно, невольно проскальзывала и в моем разговоре с Понцом, потому что на обратном пути Пепик измерил мне пульс и почти серьезно заявил:

— Классический случай головокружения от успехов. Говорю тебе в глаза суровую истину. — И он бодрым голосом добавил: — Ничего, признаки его исчезнут, как только на тебя выльют ушат холодной воды.

И он накаркал…

В ту минуту, когда я информировал Лацо о визите к командиру роты, перед нашей палаткой остановился газик. Из него вылез районный военный комиссар, суровый, как бог войны, а за ним насупленный лесничий.

— Что бы это значило? — воскликнул Лацо.

Оказалось, рабочие, заготавливавшие лес, сообщили лесничему, что в первой половине дня слышали автоматную очередь. Лесничий отправился на указанное место, и собака нашла подстреленную серну с детенышем.

— Пятница — несчастливый день, — меланхолично обронил доктор Коларж.

— Пятница пятницей, а ваших заядлых охотников я отправлю сейчас к прокурору, да и вас вместе с ними, — заявил комиссар.

Меня это глубоко задело. Моя рота только что отличилась на учениях, а тут…

— Хороши у вас солдаты, поручик, — иронизировал комиссар. — Хулиганы! Где у вас хранится оружие?

По уставу ключи от комнаты для хранения оружия находились у дежурного. Все автоматы, вычищенные, стояли на месте. Комиссар брал их по очереди и осматривал. Нигде ни пылинки. Переведя дыхание, я уже решил: «хулиганов» ни за что не прощу.

— А это что? — вдруг выкрикнул комиссар и замахал нечищенным автоматом.

Я почувствовал, что бледнею, что мне не хватает воздуха. Автомат принадлежал воину Жачеку.

Жачек стоял передо мной перепуганный насмерть, и руки у него тряслись. Он то бледнел, то краснел. В общем, вел себя как преступник, пойманный с поличным.

— Где вы были сегодня утром, когда рота занималась профилактическим ремонтом?

Жачек молчал.

— Разрешите объяснить, товарищ поручик? — попросил Жальский. Он тоже был взволнован, но старался держать себя в руках. — Воин Жачек с вашего разрешения был направлен для починки телевизора… в связи с чемпионатом…

Я сразу все вспомнил. Действительно, я согласился отпустить Жачека исправить телевизор.

Я приказал позвать десятника Сливу, который как раз сегодня дежурил. Слива твердо высказался в защиту Жачека: мол, никуда он не отлучался и телевизор прекрасно отремонтировал, потом он, Слива, пошел отдыхать, оставив за себя дневального, а тот, вместо того чтобы дежурить, ушел смотреть телевизор — повторяли какую-то вечернюю передачу. Жачек же отправился в свою палатку.

Ярость и стыд охватили меня. Дневальный, оставленный за дежурного, спокойно смотрит телевизор, а коробка с ключами от комнаты для хранения оружия лежит без присмотра. И вот кто-то дал очередь из чужого оружия, а его владелец находился в это время в спальном помещении, и сейчас он, заикаясь, смог сказать в свое оправдание только одно:

— Я этого не делал… Я бы никогда… не смог выстрелить…

— Чем ты занимался в палатке?

— Я… я… Шехерезада шел во вторую роту, к доктору… с рукой… А я хотел дописать письмо, он мне обещал его…

Мы вызвали Фаркаша.

— Вы видели воина Жачека?

— Да, видел, когда он шел в свою палатку. Он попросил захватить письмо, и я ждал, пока он его закончит. Но потом меня увидел десятник Слива и приказал идти во вторую роту немедля.

— А вы, Жачек, значит, утверждаете, что передали Фаркашу письмо?

— Я… я не говорил, что дал… Я хотел… он мне обещал, когда будет проходить через деревню, бросить письмо в ящик… А потом он ушел… Вот письмо… вот оно… — Он начал шарить по карманам.

— Оставьте, Жачек.

Все, что бы он ни говорил, вызывало во мне раздражение. Черт бы побрал этого недотепу! И я опять вспомнил, как забирал его с гауптвахты в Праге, как он, дрожащий от страха, стоял посреди комнаты с привязанным к ноге ядром, а солдаты надрывались со смеху.

Однако на сентиментальные раздумья у меня не было времени. В моей отличной роте произошло ЧП, и опять из-за Жачека. И на этот раз без прокурора дело, видимо, не обойдется.

— Послушай, Ян, ты веришь этому Жачеку? — спросил Лацо, когда поздним вечером мы, измученные и издерганные, курили одну сигарету за другой и вновь анализировали случившееся.

— Разве в этом дело?! — взорвался я. — Все свидетельствует против него. Ты слышал показания? Даже Слива пытался его выгородить, я уже не говорю о Жальском и ребятах из его взвода. Но под конец и им пришлось признать, что за время своего отсутствия он вполне мог застрелить серну с детенышем, поставить автомат на место… и даже вычистить его… Только он про оружие забыл, впрочем, это так похоже на него…