Иржина Троянова - Яна и Ян

Калитка старого особняка в Коширже была отперта — легендарная пани Балкова убирала снег. Я пролетел мимо нее, поздоровавшись на ходу, и, перескакивая через три ступеньки, взбежал наверх. Мои мысли тоже опережали одна другую: «Хватит притворяться! Ты покинула меня, Яна, но ты моя жена… Решай сейчас же, хочешь ли ты делить со мной радость и горе. Решай… Или я остаюсь или ухожу…»

Я нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась — моя жена стояла на пороге. Я не видел ее два месяца. Но как часто я вспоминал ее лицо с затуманенными фиалковыми глазами, ее нежное тело, ее распущенные волосы…

Сейчас волосы у Яны были заколоты шпильками на затылке, образуя нечто наподобие воробьиного гнезда, ресницы и нос — в муке, а поверх джинсов болтался огромный фартук. И все-таки она была прекрасна. Прекраснее той Яны, которая так часто представала в моих мечтах.

Я забыл, что мне надо говорить. Лишь стоял и смотрел на нее. А она смотрела на меня. Но потом вдруг начала исчезать в густом дыму, который наползал волнами откуда-то сзади, сопровождаемый громкими причитаниями Яниной мамы:

— Боже мой, что же это делается? Второй струдель у тебя сгорел!

Яна даже не повернулась.

— Первый струдель сгорел еще утром… — прошептала она. — Я хотела испечь для тебя другой, но и он…

Дым обволакивал нас со всех сторон — меня, с огромным чемоданом, ее, в каком-то невероятном фартуке. И тут Яна так протянула ко мне руки, как это могут делать только женщины, и обняла.

— Ты не сердишься? — смущенно улыбнулась она. — Знаешь, у нас будет ребенок…

В свертке, который Жальский передал для Яны, мы обнаружили множество детских рисунков. Почти на всех был изображен маленький мальчик и только на одном поручик в военной форме, вероятно, я. В сдвинутой набекрень фуражке, я толкал детскую коляску и улыбался до ушей.

Звонит телефон — это опять Ян.

— Я только что вспомнил имя более красивое, чем Маркета или Мацешка. Что ты скажешь о Юдите?

Я уже знаю, как надо себя вести в подобном случае. Ян очень чувствителен, и мой смех его бы наверняка обидел, Юдита — это, вероятно, пятьдесят пятое самое красивое и звучное имя, которое он придумал, поэтому я говорю вполне серьезно:

— Звучит оно отлично, но… как мы его переделаем, если все-таки родится мальчик? Юдит? Согласись, что…

— Какой мальчик?! Я абсолютно уверен, что у нас будет дочь.

Он не дает мне даже договорить, к чему я тоже готова. О продавщице из зеленой лавки он, например, отозвался весьма резко, потому что она сказала однажды: «У вас непременно будет мальчик, пани Яна. Девочки отнимают у мам красоту, а вы прямо цветете…»

Женщины в таких делах разбираются куда лучше мужчин. Но какое это имеет значение? Ян в роли будущего отца меня очень забавляет.

…По пути из Праги он взял с меня честное слово, чтобы я не проговорилась Вере и Лацо.

— Надо сделать им сюрприз. Приготовь ужин… или нет, подожди! Ужин приготовлю я: тебе надо беречься, потом я открою бутылку и скажу: «Дорогие друзья, первый тост я предлагаю за человека, который сейчас находится среди нас, хотя его пока еще не видно…»

У этого плана была масса вариантов. В конце концов все, разумеется, вышло иначе. Едва мы открыли дверь, как Ян бросил чемодан на пол, обнял Веру и Лацо и затанцевал с ними по прихожей, выкрикивая:

— У нас будет ребенок! Я — отец! Посмотрите на меня!

— В полку ни слова, — снова приказал он нам за ужином, который Вера уже приготовила (она знала обо всем из моих писем, но не выдала меня). — Пригласим Коларжа, Копеца, еще нескольких ребят, и, когда соберемся… — Он еще раз повторил свои варианты и добавил к ним несколько новых.

Однако утром, спустя всего лишь час после его ухода, позвонил доктор Коларж:

— Поздравляю, Яничка, Ян только что мне сообщил. Я уже дал знать другу в Будеёвице, там замечательный родильный дом…

Наверное, он очень удивился, услышав в трубке мой смех.

Однажды Ян притащил сверток и, пока я его разворачивала, стоял надо мной с таинственным выражением лица. То, что я увидела, вызвало у меня приступ смеха. Это были книги. Красиво переплетенная монография «Наш ребенок» и множество брошюр: «Ребенок и телевизор», «Умеет ли ваш ребенок сосредоточиться?», «Конфликты между взрослеющими детьми и родителями» и так далее.

— Не понимаю, что ты находишь в этом смешного? — бросил Ян обиженно. — Ты вообще-то понимаешь, какое это серьезное и ответственное дело — воспитание ребенка? Время летит, а мы совсем не готовы к выполнению наших родительских обязанностей.

Он так и уснул в кресле, выронив из рук брошюру «Хороший ли у вашего ребенка сон?». Надеюсь, что у нашего ребенка будет такой же хороший сон, как у его отца…

Разумеется, в полку об этом знают уже все. Едва я появилась в клубе, как Ярмила Копцова искренне меня пожалела:

— Мужчины такие безалаберные существа! Я вот своему мужу сказала: «До тех пор пока не обзаведемся хорошей мебелью и «фиатом» новой модели, чтобы мне не было стыдно ездить с ребенком к родителям, об этом даже не заикайся!» Что же ты теперь будешь делать, бедняжка?

— А что тут особенного? — засмеялась жена командира полка. — Мы, например, одно время жили на границе, так туда даже летом машина не могла проехать… Наш старший сын, Зденек, родился перед рождеством. По моим подсчетам это должно было случиться на рождество, и мы с мужем запланировали поехать на праздник к нашим, с тем чтобы я там и осталась. Однако Зденек ждать не захотел. Тогда солдаты хорошо застелили сани, но подобраться к самому дому, стоявшему высоко на склоне горы, из-за огромных сугробов не смогли. Вот мне и пришлось съезжать к ним на лыжах… И все-таки наш мальчик рос там, в горах, крепким и здоровым. А как он плакал, когда мы переехали в город! Привык к солдатам, лошадям, собакам… Детям ведь не нужна ни модная мебель, ни машина. Да и матерям, пожалуй, тоже…

Не только жена командира полка, но и все жены старших офицеров стали относиться ко мне очень внимательно. У меня даже возникло чувство, что они лишь теперь приняли меня в свой круг. Мы с Ярмилой здесь самые младшие. Некоторые из этих женщин уже, наверное, объездили со своими мужьями и детьми всю республику, а мы с Яном преодолевали пока что первый этап наших странствий. Но я бы хотела остаться здесь навсегда. Мне нравится этот маленький старый город, где все люди знают друг друга и при встрече здороваются, и здешняя природа мне нравится, хотя это суровый и безлюдный край, особенно сейчас, зимой: заснеженные леса тянутся до самой границы. Однако именно в этом суровом краю мои отношения с окружающей природой и людьми стали по-настоящему гармоничными, да и сама с собой я уже не конфликтую. И потом, раньше я думала, что самым счастливым периодом в жизни женщины является время, когда она влюблена. А теперь я убедилась, что самое лучшее время — это когда ждешь ребенка.