Иржина Троянова - Яна и Ян

Я скомкала письмо. Неожиданно все мне почему-то опротивело. Что, собственно, произошло? Подрались два мальчика, что тут особенного? И я в свое время не раз участвовала в потасовках, хотя и девочка. Но в Коширже относились к этому спокойно. Папа прикладывал к моим шишкам нож плоской стороной, на синяки никто не обращал внимания, а ссадины промывали спиртовой настойкой арники. Она стояла у нас в банке из-под огурцов. Других лекарств в доме не держали. В поликлинику мы с Иркой ходили только на прививки.

Однако Ян наверняка возразил бы: «Гонзик совсем недавно серьезно болел. Вдруг его бы стукнули по уху?» Может, он прав. Или не прав? Болезнь Гонзика прошла без осложнений, он уже абсолютно здоров и ни минуты не хочет посидеть спокойно, а я должна все время повторять: «Не надо! Нельзя! Упадешь! Ушибешься!..» Так из него вырастет второй Пушинка. Если бы Ян был с нами, у меня бы не возникало подобных проблем. А так вся ответственность ложится на меня, и я постоянно чего-то боюсь. Однако страх — плохой советчик. Он вынуждает меня многое замалчивать, а иногда даже лгать…

До сих пор не могу понять, как я сумела молниеносно сориентироваться, когда Ян застал меня за телефонным разговором с Михалом. В другое время я бы посмеялась над его вопросом: «Это тайна. Придет время, и ты все узнаешь!» Но в данном случае я предпочла солгать, солгать из страха. И из упрямства — нечего скрывать недостатки своего характера. Я так казнила себя за болезнь Гонзика, что по окончании экзаменов за семестр действительно хотела бросить училище и даже сообщила об этом Михалу. Я ожидала увидеть на его лице торжествующую усмешку, ведь он же отговаривал меня, но, к великому моему удивлению, он повел себя совершенно иначе.

— Ты очень способная, Яна. На экзаменах по чешскому и русскому ты показала хорошие знания. Сначала я думал, что это всего лишь блажь или стремление не отстать от мужа, теперь я задним числом прошу у тебя прощения.

Когда я напомнила ему о Гонзике, он ответил:

— Разве у одной тебя ребенок? И только твой ребенок болеет? Это со всеми детьми случается. Подумай хорошенько…

Если бы Ян вместо упреков сказал тогда: «Это со всеми детьми случается»! А он начал меня упрекать, и я написала Михалу: «Может, я и способная, но учиться и одновременно воспитывать ребенка не могу. Спасибо тебе за все. Не сердись». Написать подобное письмо было нелегко, а отослать Михалу учебники я вообще не решилась. Когда приехал Ян и наши отношения снова нормализовались, я считала, что поступаю правильно. Любовь Яна и Гонзик — вот мои самые большие богатства. Но когда Ян начал восхвалять жен своих товарищей, все во мне запротестовало. Я снова почувствовала себя совершенно беспомощной. Не пора ли с этим покончить? Я достаточно натерпелась на старой квартире, когда Ян без конца восхищался Верой, во всем советовался с ней, а я была всего лишь бессловесным существом, мнение которого никого не интересовало.

Как же так? Он восхищается женщинами, которые учатся, трудятся, занимаются общественной работой, а меня, свою жену, хочет привязать к дому. Вера часто над ним смеялась, называла «феодалом». Но я не хочу быть женой «феодала». Михал тоже говорил, что эмансипация женщин процесс сложный и до конца не изученный. Скорее всего, не изучена эмансипация мужчин. Какое недоуменное лицо сделал мой муж, когда я однажды попросила, чтобы он подкатил сервировочный столик! А когда я попросила его дочистить яблоки для пирога? При воспоминании об этом я с трудом удержалась от смеха…

За спиной у меня зашлепали босые ножки, и теплые ручонки обвились вокруг моей шеи.

— Я не хочу спать. Пожалей меня, бедненького.

— Ничего себе «бедненький»! — засмеялась я. — Ты — отъявленный драчун! — Не удержавшись, я все-таки поцеловала его в лоб.

Маленький притворщик скорчил при этом страдальческую гримаску. Боже, как я избаловала малыша! С тех пор как его выписали из больницы, я не противилась, когда он ложился в мою постель, обнимал за шею и засыпал, прижавшись ко мне. Наверное, в больнице ему было очень скучно, ведь раньше он отвергал всякие нежности. Доктор и сестры хвалили его за выдержку и хорошее воспитание. Однако теперь это хваленое воспитание трещало по всем швам.

— Ты у меня настоящий здоровяк! — сказала я. — А теперь иди спать и смотри у меня!..

— Там… — показал он рукой в сторону нашей спальни.

— Нет, у тебя есть своя постелька, а маме надо учиться.

— Маме не надо учиться, она уже большая. Мама должна спать. Пойдем, пожалуйста!.. — В постельке он прижался к стене, давая мне место. — Ложись, я тебя очень прошу.

Ну разве тут устоишь? Нос у него распух, под глазом всеми цветами радуги переливался синяк. Вот если бы Ян его увидел! Ну и что? Я бы сказала, что Гонзик весь в него. Разве Ян в свое время не пытался подраться из-за меня с Орешком? А ему ведь шел тогда двадцать первый год.

Гонзик мгновенно уснул, да и я задремала вместе с ним. Но меня ждали квадратные уравнения. Проклятая математика! Как было бы хорошо, если бы Ян оказался сейчас рядом со мной!

Неожиданно в прихожей раздался звонок. Я быстро вскочила. Это наверняка не Вера — она уехала на какие-то курсы в Советский Союз. Может, пани Фиалова? Она всегда звонит так, будто в доме пожар. Кто же все-таки пришел?

За дверью стояла жена капитана Минаржа, который тоже учился в Брно, но уже на четвертом курсе. Эта семья переехала в наш дом месяц назад, когда освободилась квартира прапорщика Губки. Я знала только, что жену Минаржа зовут Магдой и работает она на вещевом складе. Утром, отдергивая занавески, я видела, как она выходила из дома, держа за одну руку четырехгодовалую Наташку, за другую — шестилетнего Петршика. Они торопились в детский сад, расположенный на другом конце города. Возвращались же обычно около пяти вечера. Петршик помогал матери нести сумку, и всегда все трое о чем-то разговаривали.

— Вы не присмотрите за моими детьми? — попросила жена Минаржа. — Они уже в постели, а мне надо срочно сбегать на работу. Мы готовимся к учету…

— Я могу взять их к себе, чтобы они не боялись, — предложила я.

— Да они ничего не боятся, они у меня совсем самостоятельные! — засмеялась она.

Смех ей очень шел, он стирал следы усталости с ее довольно красивого лица. А вообще Магда была смуглая, высокая, со стройной фигурой и густыми, коротко постриженными волосами.

— И все-таки оставлять их одних нельзя, — продолжала она. — Если бы вы были так добры…

— Конечно, конечно, я с удовольствием помогу вам…

По правде говоря, мне очень не хватало друга: Вера далеко, Анна Кутилкова слишком занята… И вот мне пришло в голову, что было бы очень здорово подружиться с этой приятной молодой женщиной.