Сомерсет Моэм - Покоритель Африки

— К чему вы это? — удивилась миссис Кроули.

Дик не ответил, и она в волнении встала.

— Мистер Ломас, я больше не выдержу! Скажите, вы — вы лично — считаете его виновным?

Он провел по лицу рукой.

— Доказательства неопровержимы.

Тут в комнату ворвался Джордж.

— Там Алек. Кеб подъехал.

— Слава Богу! — воскликнула миссис Кроули. — Еще чуть-чуть, и я бы сошла с ума.

Джордж направился к двери.

— Предупрежу Миллера. Ему велели никого не пускать.

Прозвенел звонок, и он крикнул, перегнувшись через перила:

— Миллер, Миллер, впусти мистера Маккензи.

— Слушаюсь, сэр, — ответил дворецкий.

Услышав, что подъехал кеб, Люси вошла в гостиную вместе с леди Келси. Хозяйка совсем расклеилась и растерянно всхлипывала. Люси была бледна, но держалась совершенно невозмутимо. Она поздоровалась с Диком и миссис Кроули.

— Как мило, что вы пришли.

— Бедная моя Люси!.. — едва не разрыдалась американка.

Девушка храбро улыбнулась:

— Теперь-то все позади.

Она бросилась к вошедшему Алеку.

— Ну что? Я думала, отец с вами. Когда он приедет?

Она замерла. Поймав взгляд Алека, девушка охнула, а ее прежде бледные щеки побелели как полотно.

— Что случилось?

— Его должны были выпустить! — воскликнул Джордж.

Чтобы успокоить брата, Люси взяла его за руку. Алек как будто не мог найти подходящих слов. Повисла жуткая тишина, хотя все уже знали, что он скажет.

— Боюсь, вас постигло тяжелое несчастье…

— Где отец? — воскликнула Люси. — Где отец? Почему вы его не привезли?

Осознав страшную правду, девушка понемногу теряла самообладание. Она взяла себя в руки. Алек молчал, и ей пришлось самой задавать вопросы. Наконец отыскав подходящие слова, Люси заговорила низким, хриплым голосом:

— Вы не сказали, каков был вердикт присяжных.

— Виновен.

Щеки девушки залились краской, глаза яростно сверкнули.

— Это невозможно. Отец невиновен. Он поклялся. Тут какая-то страшная ошибка.

— Молю Бога, чтобы так и было, — отозвался Алек.

— Вы ведь не считаете, что он виновен? — воскликнула Люси.

Он не ответил, и пару мгновений они молча смотрели в глаза друг другу.

— А приговор? — спросила девушка.

— Судья был к нему неблагосклонен и, оглашая приговор, отпустил несколько очень резких замечаний.

— Что он говорил?

— Зачем вам себя мучить?

— Мне нужно знать.

— По словам судьи, тот факт, что ваш отец — человек благородный, является отягчающим обстоятельством; а то, как он вынудил эту женщину расстаться с деньгами, заслуживает самого тяжелого наказания. Его приговорили к семи годам тюремного заключения.

Джордж с криком рухнул в кресло и расплакался, а Люси обхватила его за плечи.

— Прекрати, Джордж! Держи себя в руках! Сейчас нам потребуется вся смелость, какая только есть у нас.

— Я этого не перенесу, — простонал юноша.

Люси нежно поцеловала брата.

— Будь храбрым, милый. Будь храбрым ради меня.

Однако Джордж все еще всхлипывал. Дик увел его под руку. Люси обернулась к Алеку, который до сих пор так и не сдвинулся с места.

— У меня к вам вопрос. Вы обещаете ответить честно, даже если это причинит мне сильную боль?

— Обещаю.

— Вы следили за процессом с самого начала и знаете все подробности. Вы лично считаете, что отец виновен?

— Какая разница, что я считаю?

— Прошу, скажите.

Алек поколебался и очень тихо ответил:

— Будь я присяжным, мне оставалось бы только согласиться с вердиктом.

Люси уронила голову на грудь. Слезы брызнули из ее глаз.

На следующее утро Алек Маккензи прислал Люси записку с просьбой о встрече. Он собирался зайти сразу после полудня и выражал надежду, что они смогут поговорить наедине. Люси села подождать его в библиотеке и взяла в руки книгу, однако читать не смогла. Она вдруг расплакалась. С того самого момента, когда до нее дошла страшная весть, Люси изо всех сил сохраняла самообладание; всю ночь она пролежала, стиснув кулаки — лишь бы не поддаться отчаянию. Она должна быть сильной: ради Джорджа, ради отца. Теперь напряжение достигло предела. Девушка осталась одна и уже не пыталась сдержать слез.

Ей разрешили увидеться с отцом. Люси с Джорджем отправились в тюрьму, и теперь она припоминала подробности того короткого разговора. Это было ужасно — казалось, сердце вот-вот разорвется от боли.

Ночью Люси охватило негодование. Она прочла отчеты о процессе в нескольких газетах и уже не сомневалась в виновности отца — девушку поразила низость совершенного преступления. В суде зачитывались его письма к несчастной жертве, при одной мысли о которых Люси заливалась краской. Сплошная ложь — лицемерная и бесстыдная. Девушка вспомнила ответ Алека…

Впрочем, в виновности отца ее убедили не газеты и не слова Маккензи. В глубине души Люси, как ни попрекала себя, сама была в ней убеждена. Девушка ни за что не призналась бы себе, что не верит отцу; на словах и даже в мыслях она твердо стояла за его невиновность, однако где-то в потаенных уголках ее сознания таился суеверный ужас. Он преследовал ее словно призрак — лишенный телесной формы и потому необъяснимый. Страх охватил ее — физически, осязаемо, — когда Роберт Боулджер впервые привез в Корт-Лейс весть об аресте отца, и потом снова — в его квартире на Шафтсбери-авеню, когда она различила за добродушной улыбкой потаенный стыд. Несмотря на все обаяние отца и его нежную любовь к детям, Люси поняла, что Фред Аллертон — лжец и мошенник. Она презирала его.

Однако при виде отца — затравленного, так сильно переменившегося с последней встречи (что отмечал еще Дик в ходе процесса) — гнев отступил, осталась одна жалость. Люси горько укоряла себя. Как могла она быть столь бесчувственной к его мучениям? Сначала отец не мог вымолвить ни слова. Он молча смотрел то на сына, то на дочь умоляющим взглядом и прочел крайнюю степень отчаяния на лице Джорджа. Тот стыдился смотреть на отца и отводил взгляд. Фред Аллертон внезапно постарел и как-то усох, его лицо осунулось, а кожа была пепельного оттенка, словно у умирающего. Держался он смущенно, словно стеснялся своих посетителей. Люси страшно переживала, что не может обнять отца. Совершенно сломленный, тот расплакался.

— Доченька, ты теперь меня ненавидишь? — прошептал он.

— Что ты, папа, я люблю тебя еще сильнее, чем прежде.

Люси говорила от всего сердца. Девушку терзала совесть, она мучительно перебирала в уме, могла ли еще что-то сделать, чтобы предотвратить катастрофу.

— Я не хотел, — сокрушенно выдавил он.

Люси смотрела в эти несчастные глаза. Как жестоко, что ей не позволено их поцеловать.

— Я бы все заплатил, дай только она мне чуточку времени. Удача совершенно от меня отвернулась. Я был вам плохим отцом.