Генри Лоусон - Рассказы

— А друзья у вас есть в округе, миссис Спайсер?

— Есть, как же. У меня тут замужняя сестра живет возле Кобборы и брат с женой возле Даббо. У него там ферма. Они хотели взять меня и детей к себе, поделить нас или забрать к себе малышей. Но разбить семью! Я даже не могу об этом подумать. Я хочу, чтоб все дети были вместе, пока возможно. Их и так уже многих нет… Но все же спокойнее, когда знаешь, что есть кому присмотреть за малышами, если что-нибудь со мной случится.

Однажды — я в тот день был в отъезде — к нам в страшном волнении прибежала Энни Спайсер.

— О миссис Уилсон! У нас такое несчастье! Приехал стражник (так здесь называли конных полицейских) и забрал Билли!

Билли был старшим из оставшихся дома мальчиков.

— Что?!

— Правда, миссис Уилсон.

— Но почему? Что сказал полицейский?

— Он… он сказал: «Мне очень жаль, миссис Спайсер, но… но мне нужен Уильям».

Выяснилось, что Уильяма забрали из-за лошади, которую украли с фермы Уолла и продали в городе.

— На маму это так подействовало! — всхлипывала Энни. — Она как будто окаменела, сидит и смотрит в одну точку, а нас даже не замечает. Ох, это ужасно, миссис Уилсон! Полицейский сказал, что он зайдет к тете Эмме (сестре миссис Спайсер, что жила в Кобборе) и пришлет ее сюда. Но я решила сказать вам. Бежала всю дорогу.

Джеймс запряг лошадь в двуколку, и они с Мэри поехали к Спайсерам.

Мэри рассказала мне все, когда я вернулся.

— Она так и сидела, как Энни описала, когда я приехала, а потом бросилась мне на грудь и разрыдалась. Ах, Джо! Это было ужасно. Она плакала не так, как плачут женщины. В Хэвиленде я слышала, как плакал мужчина на похоронах брата, — вот так же плакала и она. Потом она немного пришла в себя. Сейчас с ней сестра… Ах, Джо, уедем отсюда!

А немного погодя Мэри сказала:

— Как вздыхают сегодня казуарины, Джо!

На следующее утро я поехал к Уоллу и попытался умиротворить старика, однако он был человек безжалостный и даже слушать ничего не хотел. Просто велел мне убираться с фермы: я был мелкий фермер, а он скваттер, и этого было достаточно. Но его сын Билли Уолл нагнал меня на дороге.

— Послушай, Джо! — сказал он. — Это же просто черт знает что! Из-за какой-то лошади! Этой несчастной женщине и так горя хватает. Пропало бы у меня двадцать лошадей, я бы и то на такое не пошел. Я постараюсь уломать старика, а если он и меня не послушает, скатаю свой свэг, и больше он меня на ферме не увидит.

Билл Уолл уладил это дело. Обвинение было снято, а Билла Спайсера мы отправили с гуртом.

Но бедная миссис Спайсер с тех пор очень изменилась. К нам она почти не приходила, если только Мэри сама не вытягивала ее; да к тому же теперь она говорила только о своей беде, и в конце концов ее визиты стали для нас мучением.

— Если бы только можно было скрыть все это — ради других детей, — говорила она. — Только о них я и думаю. Я старалась сделать из них порядочных людей, и все-таки это, видно, моя вина. Позор — вот что меня убивает, я не вынесу позора.

Однажды в воскресенье я сидел дома вместе с Мэри и Мэгги Чарльзуорт — веселой девушкой, которая время от времени приезжала к нам с фермы Уолла (о Мэгги я расскажу вам в другой раз; Джеймс «вздыхал» по ней), и разговор зашел о миссис Спайсер. Мэгги прямо кипела, когда говорила о старом Уолле.

— Наверно, миссис Спайсер придет к нам сегодня, — сказала Мэри. — В последнее время ей, кажется, стало лучше.

— Смотрите-ка! — воскликнула Мэгги Чарльзуорт. — Да ведь это Энни бежит по берегу. Что-то случилось!

Мы все вскочили и бросились к двери.

— Энни! Что случилось?

— Ах, миссис Уилсон! Мама заснула, и мы никак не можем ее разбудить.

— Что?!

— Правда, миссис Уилсон.

— Сколько времени она спит?

— Со вчерашнего вечера.

— Господи! — вскричала Мэри. — «Со вчерашнего вечера»?

— Нет, миссис Уилсон, не все время; один раз она проснулась — сегодня на рассвете. Она позвала меня и сказала, что плохо себя чувствует и чтоб я подоила коров.

— И больше ничего не сказала?

— Нет, еще сказала, чтобы я не ходила к вам; чтобы мы покормили свиней и телят; и еще сказала — чтобы мы не забыли полить герани.

Мэри хотела пойти туда, но я не пустил ее. Мы с Джеймсом оседлали лошадей и поехали.

Миссис Спайсер нисколько не изменилась с тех пор, как я ее видел в последний раз, и мы не сразу поверили, что она умерла. Вот уж теперь ей действительно стало «все равно»…

Мечта о большой коляске завладела Мэри чуть ли не с первых дней, как мы поженились. Дом, мебель — все это было не столь уж важно в нашей глухомани, а вот хорошая коляска и правда большое удобство в местах, где не увидишь ни железной дороги, ни почтовых карет, и приходится трястись в жару по пыльным проселкам, которым нет конца. Поначалу у меня в запасе было несколько фунтов, и я собирался купить коляску, да только новые были ужасно дороги, а подержанную, которую я было присмотрел, у меня перехватили, так что Мэри подумала-подумала, а потом сказала: «Выкинь из головы эту коляску, Джо; купи мне швейную машину, и я буду очень рада. Пока что мне даже больше хочется машину, чем коляску. Подождем до лучших времен».

Однако и после этого разговора, стоило мне подрядиться на какую-нибудь работу: ставить изгородь или сарай для стрижки овец, насыпать дамбу или еще чего-нибудь делать — Мэри, бывало, непременно скажет: «Вот на эти деньги и купим коляску, Джо»; только все никак не получалось: то плохая погода, то болезнь. Один раз я поранил тёслом ногу и слег надолго, а в другой — не успел я закончить дамбу, как ее смыло наводнением. Мэри тогда сказала: «Ладно, Джо, не расстраивайся. Подождем до лучших времен». А вот когда я построил сарай и мне ничего не заплатили, то она сильно пригорюнилась: мы как раз присмотрели еще одну подержанную коляску и уже сговорились о цене.

Столярничать я любил, и дело, надо сказать, ладилось у меня неплохо. В свободное время я сделал из местного дерева твердой породы рессорную тележку, кузов и колеса, а железные части мне изготовил Малыш, наш кузнец. Покрасил я ее тоже сам. Может, она была и ненамного легче нашей телеги, но все же на рессорах, и Мэри делала вид, что вполне ею довольна; во всяком случае, какое-то время про коляску разговора у нас не было.

Тележку эту я продал за четырнадцать фунтов огороднику-китайцу — ему нужна была покрепче, чтобы развозить овощи по окрестному бездорожью. Произошло это как раз перед тем, как появиться нашему первенцу; Мэри я сказал, что лишние деньги не помешают — мало ли какие будут расходы, а она не больно-то и печалилась по этой тележке. На самом же деле я намеревался сделать еще одну попытку и подарить Мэри коляску в честь рождения нашего первенца. Я думал все устроить, пока она будет лежать в постели, и ничего ей не говорить, пусть сначала поднимется на ноги, а тогда уже привести ее в сарай и показать коляску. Но ей, бедняжке, было очень худо, и мне пришлось все время приглашать доктора и нанять настоящую сиделку, и много еще было всяких расходов, так что все мои планы насчет коляски полетели кувырком. Надо сказать, я тогда очень настроился и ясно представлял себе, как однажды утром, когда Мэри совсем оправится и встанет с постели, я скажу ей: «Пойди-ка загляни в сарай, Мэри. Я там купил тебе несколько несушек», — или что-нибудь в этом роде, а сам пойду за ней следом, чтобы посмотреть, какое у нее лицо будет, когда она увидит коляску. Мэри я так никогда про это и не рассказал — зачем ее зря расстраивать.