Эрскин Колдуэлл - Дженни. Ближе к дому

— Остановлю, если смогу. Сам пойду в негритянский квартал, к дому Джозины и предупрежу ее, пока Хефлин туда не добрался. Знаю, что может случиться, если он посадит ее в окружную тюрьму. Это всем известно. Посадят ее в самую дальнюю комнату и будут всю ночь лазить к ней на койку. Я слыхал, как это бывает, когда они сажают туда негритянок по субботам. Гровер Гловер и сам туда ходит, когда ему вздумается.

— Ты бы как-нибудь держался поосторожнее, когда придешь к ней в дом, — предостерег его Эл. — Это опасно. Если Клайд застанет тебя с ней сейчас, после этих его разговоров, он может и тебя тоже арестовать, а то и похуже что-нибудь выкинет. Ты знаешь, каков он, когда при нем револьвер, наручники и эта самая дубинка.

— Тут уже я ничего не могу поделать, — сказал Туземец. — Я пойду туда и предупрежу ее раньше, чем Клайд доберется до ее дома. У меня будет скверно на душе, если я этого не сделаю.

— Что же ты ей посоветуешь?

— Еще не знаю. Но по дороге я это обдумаю. Что-нибудь да придет в голову. Не хочу видеть, как ее арестуют за то, о чем ты говорил. Это несправедливо. Мало ли у нас в округе шлюх, но только она не такая. Джозина — хорошая девушка. Нет, сэр! Это просто несправедливо!

— Может, и несправедливо, Туземец, да только ты ему не указ, а он тебе — указ.

Туземец встал из-за верстака и беспокойно зашагал взад и вперед по комнате.

— Ничего тут не могу поделать, Эл. У меня есть свой собственный образ мыслей. Одно справедливо, а другое несправедливо, и я уж сумею сам разобраться, что справедливо, а что нет.

— Ну, если уж ты принял решение на этот счет, — сказал Эл, — лучше мне пойти вместе с тобой. Опасно идти одному, когда Клайд Хефлин тоже туда отправляется.

— Нет, сэр! — отвечал Туземец, решительно мотая головой. — Я этого не желаю. Ты в это дело не мешайся. Ты человек семейный, а мне приходится думать только о себе самом. Тебя могут запутать в это дело, а рисковать тебе нет никакого смысла. Я и сам справлюсь. А ты, Эл, держись подальше.

Они надели резиновые сапоги, и Туземец потушил свет в доме.

— Хорошо, я не буду вмешиваться, если ты так хочешь, зато я тебя провожу туда, — сказал Эл, когда они очутились в темноте. — Ты знаешь, каким подлецом может быть Клайд Хефлин, если он ополчился за что-нибудь на негра. И он может поступить с девушкой-негритянкой так же подло, как и с мужчиной-негром, точно так же может избить ее до полусмерти. Он просто беснуется, если негр скажет ему хоть слово поперек. Вот почему он убил уже столько негров, и как убьет — с каждым разом кичится собой все больше. Самое главное для тебя — держаться от него подальше в те дни, когда на него находит такое неистовство.

Эл и Туземец вышли из дома и ступили в дождевую воду и бурую грязь Большой Щели. Где-то в темноте квакали лягушки, и какая-то ночная птица одиноко чирикала в листве дуба. После ливня стало прохладно, и звезды ярко мерцали в небе.

— Не забудь, что я тебе говорил, — сказал Эл. — Держись там поосторожней и не связывайся с Клайдом Хефлином. Помни это. Слышишь?

— Я не забуду, что ты сказал, — пообещал Туземец, шлепая по воде и грязи. — И я ценю то, что ты не пожалел труда прийти ко мне и рассказать все это. Я тебе очень благодарен, Эл. Если бы ты мне не рассказал, я бы сейчас и не знал ничего, а потом было бы слишком поздно.

— Буду ждать, чтобы ты отплатил мне любезностью за любезность.

Как только они дошли до угла за городским пожарным депо, Туземец свернул на улицу, ведущую к железнодорожному полотну и к негритянскому кварталу города.

Эл Дидд постоял и подождал, пока Туземец не скроется из виду, а потом пошел прямо домой — ужинать с женой и детишками.

Торопясь домой, Эл Дидд придумывал предлог получше, чтобы объяснить жене, почему он так опоздал, и колебался, стоит ли рассказывать хоть что-нибудь из того, что случилось нынче вечером. Жена его была от природы очень нервная, из-за всего волновалась, и он боялся, что она расстроится и не даст ему спать всю ночь бесконечными разговорами о смешении рас. Такие разговоры кончались всегда тем, что она обвиняла Эла в неверности и обмане. («Для белой женщины и без того неловко иметь прислугу-мулатку, которая похожа на кого-то из знакомых, а еще того хуже, если у цветной прислуги есть маленький ребенок, как две капли похожий на кого-то из твоих родных. А еще более неловко бывает, когда идешь в центр города, в аптеку или еще куда-нибудь и там видишь смуглого молодого человека, который как две капли воды похож на твоего дядю Джона. Они до того похожи, что один из них мог бы быть младшим братом другого. У них одинаковые нависшие брови, одинаковый цвет глаз, одинаковые ямочки на подбородке. У меня мороз по коже дерет, как подумаю, что кто-нибудь из этих темнокожих приходится мне родственником. Была бы моя воля, я бы переехала в большой город, где не пришлось бы чувствовать себя так неловко, когда ходишь по улицам. А будь у тебя больше честолюбия, Эл Дидд, ты бы постарался ради меня и нашел бы себе работу в Джексонвилле или в Атланте. И вот еще что! Где ты был так поздно, после того как стемнело? Что ты делал столько времени? Почему ты не вернулся прямо домой с работы? Если б я хоть на одну минуту подумала, что ты был с одной из этих девчонок… Поди сюда, я тебя понюхаю! Я всегда узнаю, если от тебя пахнет чужой женщиной…»)

Дойдя до того места, где кончалась мостовая, Туземец пересек железнодорожное полотно и заросшую сорной травой полосу отчуждения. Отсюда он пошел прямо по неосвещенной грязной улице к тому дому, где жила Джозина со своей четырехлетней дочкой и бабушкой Мэддокс.

Теперь было уже больше семи часов, и в освещенных домах по обеим сторонам улицы он видел в кухнях и столовых семьи, сидевшие за ужином. В слабом желтоватом отблеске, падавшем от фонарей на городской площади, дома негритянского квартала выглядели спокойно и мирно. Сейчас, когда с дневными трудами было уже покончено и почти все вернулись домой на ночь, по всей улице из конца в конец раздавался беззаботный смех. Из окон ближайшего домика доносились успокаивающие звуки музыки, передаваемой по радио. Он миновал группу крикливых детей, плескавшихся в луже дождевой воды, и двое мужчин, стоявших на углу, осторожно заговорили с ним, когда он проходил мимо.

Вспомнив, что говорил Эл Дидд. Туземец пересек пустырь и подошел к заднему двору, вместо того чтобы войти в дом Джозины с улицы. Отворив калитку, он поднялся на узенькое деревянное крылечко и тихонько постучался несколько раз в окно.

В окно ему виден был свет, горевший на кухне, потом дверь отворилась и Джозина вышла на крыльцо. Свет из кухни падал через порог, и она хорошо видела Туземца, стоящего перед крыльцом. Она поколебалась не больше секунды, потом сошла с крыльца во двор.