Роланъ Доржелесъ - Деревянные кресты

Вдоль дороги вставали товарищи. — „Гренадеры!“ — звалъ чей-то голосъ.

Затѣмъ справа стали передавать изъ ямы въ яму приказъ:

— Полковникъ спрашиваетъ, кто командуетъ на лѣвомъ флангѣ… Передавайте дальше…

— Передавайте дальше… Полковникъ спрашиваетъ, кто командуетъ на лѣвомъ флангѣ…

Я увидѣлъ, какъ Бертье потихоньку опустилъ на траву голову убитаго. Онъ всталъ, блѣдный, и крикнулъ:

— Подпрапорщикъ Бертье, третьей роты… Передавайте дальше…

Жильберъ, волоча трупъ за шинель, дотащилъ его до края широкой воронки, гдѣ мы укрылись. Давно уже онъ не боялся мертвецовъ. Однако, онъ не рѣшился взять его за руку, за его жалкую, скрюченную, желтую и грязную руку, и старался не смотрѣть въ его потухшіе бѣлесоватые глаза.

— Намъ нужно было бы еще три, четыре такихъ трупа, — замѣтилъ Лемуанъ. — Мы сложили бы изъ нихъ хорошій брустверъ, особенно, если посыпать немного землей сверху.

Минуту тому назадъ бѣдный парень съ ошалѣлыми, застывшими отъ испуга глазами бѣжалъ вмѣстѣ съ нами къ германскимъ окопамъ, гдѣ вспыхивали короткіе и прямые огни маузеровъ. Затѣмъ, отъ налетѣвшаго шквала снарядовъ рота порѣдѣла, пулеметы скосили цѣлые ряды людей, и отъ трепетной, несущейся впередъ, безмолвной, трагичной массы осталось только двадцать человѣкъ, зарывшихся въ воронки, остались только ползущіе и стонущіе раненые, и всѣ эти трупы…

Жильберъ слыхалъ, какъ товарищъ между двумя взрывами закричалъ:

— Ахъ! конечно! — Раненый еще проползъ нѣсколько метровъ, какъ раздавленное животное, и умеръ съ судорожнымъ хрипомъ. Вызвало ли это въ насъ печаль? Едва ли…

На этомъ вымершемъ полѣ, на безвѣстномъ кускѣ земли стало только однимъ трупомъ больше, больше однимъ мертвецомъ въ голубой формѣ; его, если возможно будетъ, — похоронятъ послѣ наступленія. Въ нѣсколькихъ шагахъ подъ мѣловымъ холмомъ были зарыты нѣмцы: ихъ кресты пригодятся и для нашихъ, сѣрая фуражка на одной вѣткѣ, голубая — на другой.

— Такъ что же мы будемъ дѣлать? — спросилъ Гамель, съ разорваннаго рукава котораго капала кровь. — Развѣ ты не видишь, что они насъ забыли?

— Да лѣтъ, — сказалъ Жильберъ. — Второй батальонъ, несомнѣнно, выступить, но нужно подождать артиллерійской подготовки.

— А если они возьмутъ низкій прицѣлъ, то опять мы поплатимся.

Германскіе окопы едва виднѣлись, скрытые высокой травой, за зубчатой сѣтью проволочныхъ загражденій. Нѣмцы уже не стрѣляли, и даже пушки ихъ смолкли. Только нѣсколько тяжелыхъ снарядовъ пронеслось очень высоко, издавая булькающій звукъ опорожняющейся бутылки, и попадали въ деревню, заволакивая развалины густымъ облакомъ дыма, похожаго на фабричный.

Нѣсколько солдатъ лежало у края воронки, внимательно наблюдая сквозь траву; другіе бесѣдовали, сгрудившись на днѣ.

— Ты думаешь, что придется идти дальше, брать ихъ третью линію?

— Очень можетъ быть. Если только не начнемъ рыть окопы здѣсь.

— Но, вѣдь, не съ этими же остатками идти въ наступленіе.

— Наплевать! Осталось у тебя что-нибудь въ фляжкѣ?

— Нѣтъ… Посмотри, сколько легло товарищей послѣ того, какъ мы взяли деревню.

Повсюду были убитые: зацѣпившіеся за острыя желѣзныя проволочныя загражденія, упавшіе въ травѣ, зарывшіеся въ воронкахъ. Тамъ голубыя шинели, здѣсь — сѣрыя. Были трупы ужасные, съ раздутыми лицами, какъ бы прикрытыми сплошной маской сѣраго фетра. Были почернѣвшіе, съ пустыми орбитами глазъ, лежавшіе со времени первыхъ наступленій. На нихъ смотрѣли безъ волненія, безъ отвращенія, и когда на воротникѣ шинели прочитывали незнакомый номеръ, то говорили только: — „А я и не зналъ, что ихъ полкъ тоже участвовалъ“…

Снова проснулась германская артиллерія. Нѣсколько снарядовъ взорвалось передъ нашей воронкой, и густое облако, пахнущее порохомъ, наполнило нашу яму. Свернувшись въ комокъ, мы придвинулись другъ къ другу, стараясь спрятаться подъ чужія сплетенныя ноги. Жильберъ инстинктивно закрылъ лицо согнутой рукой, какъ испуганный ребенокъ. Насъ обдало столбомъ земли… Уже второй залпъ снарядовъ разсыпался направо и налѣво, взрывая землю вокругъ насъ. Затѣмъ, внезапно, произошло что-то непостижимо ужасное, какъ будто взорвалось что-то въ насъ самихъ…

Снарядъ, вѣроятно, взорвался на краю воронки. Двое людей скатились на дно ямы и замерли неподвижно. Раненые, обезумѣвъ, убѣгали съ окровавленными лицами, съ красными отъ крови руками. Оставшіеся едва смотрѣли на нихъ, зарывшись въ землю, втянувъ голову въ плечи, ожидая послѣдняго удара. Но вдругъ непріятель измѣнилъ прицѣлъ, и снаряды стали падать правѣе. Всѣ приподняли головы. О, несравненная минута счастья, когда смерть уходитъ дальше!

Жильберъ взглянулъ на равнину. — Боши не выходятъ изъ окоповъ? Нѣтъ… Ничего не видно. — Затѣмъ только онъ посмотрѣлъ на двухъ убитыхъ товарищей съ раскрытыми ртами.

— Нельзя ихъ оставлять здѣсь и ходить по нимъ, — предложилъ Лемуанъ, — положимъ ихъ на край воронки.

Двое товарищей схватили первый трупъ и подняли его на край воронки, и свернувшаяся кровь прилипла къ ихъ рукамъ. Жильберъ повернулъ его лицомъ къ непріятелю, чтобы не видѣть его. Другой трупъ былъ тяжелѣе, и ему пришлось помочь имъ поддержать болтающуюся голову мертвеца.

— Вотъ такъ, — удовлетворенно замѣтилъ Лемуанъ, — у насъ получился уже хорошій брустверъ… Бѣдняги, могли ли они только-что представить себѣ это… Это какъ разъ землякъ, у меня есть его адресъ… Берегись!

Снова началось, снова ложились мы, уткнувшись лицомъ въ сухую землю. Снаряды долетали теперь до насъ такъ быстро, что выстрѣлъ и взрывъ раздавались одновременно. По полю бѣжали раненые, и осколки сшибали нѣкоторыхъ съ ногъ, и они падали на мѣстѣ. Но по ту сторону проволочныхъ загражденій ничего не было видно, ничего. Это было сраженіе безъ непріятеля, смерть безъ боя. Съ самаго утра, съ начала сраженія, мы видѣли только человѣкъ двадцать нѣмцевъ.

Мертвецы, одни только мертвецы. Нѣмцы стрѣляютъ, стрѣляютъ… Чувствуешь, какъ слабѣютъ ноги, холодѣютъ руки, горитъ лобъ. Это и есть страхъ? Канонада, подобно грозѣ, затихла, и изъ всѣхъ воронокъ высунулись встревоженныя лица. Начнутъ ли они наступать? За холмомъ показался офицеръ.

— Держитесь, ребята, — крикнулъ онъ, — держитесь…

Въ ту же минуту чей-то голосъ предостерегающе крикнулъ:

— Берегитесь, вотъ они!

Они выскочили изъ рощицы въ двухстахъ метрахъ отъ насъ, человѣкъ сто. Тотчасъ показалась другая группа, появившаяся неизвѣстно откуда, затѣмъ третья, которая понеслась съ криками, и развернулись цѣпи стрѣлковъ.

— Боши. Стрѣляйте, стрѣляйте… Цѣльтесь ниже…

Всѣ кричали, команды слышались изъ всѣхъ воронокъ, и по всему гребню затрещали выстрѣлы. Вдругъ все скрылось. Легли ли они? Уложили ли мы ихъ?