Роланъ Доржелесъ - Деревянные кресты

Нѣсколько нѣмцевъ безъ снаряженія пробѣжало съ поднятыми вверхъ руками по направленію къ нашимъ позиціямъ. Одинъ изъ нѣмцевъ, стоя у входа въ погребъ, вытиралъ кровь со лба и лѣвой рукой сдѣлалъ намъ привѣтственный знакъ.

Несмотря на трескъ, слышенъ былъ длительный полетъ тяжелыхъ снарядовъ, которые падали посреди деревни, поднимая густое облако пыли и дыма, и люди, согнувъ спину, бросались къ стѣнамъ и прижимались къ нимъ.

Среди пыли и обваливающейся штукатурки мы слились съ общимъ фономъ этого кладбища вещей. Ничто не уцѣлѣло, не сохранило своей формы; кучи обломковъ, складъ вещей, надъ которымъ разразилась катастрофа, гдѣ вое перемѣшалось: трупы, торчащіе изъ-подъ развалинъ, треснувшіе камни, клочки матерій, обломки мебели, солдатскія сумки, вое это слилось, все подверглось уничтоженію, и трупы были столь же трагичны, какъ обломки и камни. Мы выбились изъ силъ, задыхались и не бѣжали уже. Развалины пересѣкала улица, и невидимый пулеметъ обстрѣливалъ ее, поднимая облако пыли низко надъ землей.

— „Всѣ въ канаву!“ — кричалъ фельдфебель.

Не глядя, прыгнули мы туда. Когда я коснулся до мягкаго дна, ужасъ охватилъ меня, и сверхчеловѣческое отвращеніе заставило отпрянуть назадъ. Тамъ было гнусное скопище труповъ, чудовищная раскрытая могила, гдѣ одни убитые баварцы, съ восковыми лицами лежали на другихъ, уже почернѣвшихъ, съ оскаленными ртами, изъ которыхъ шло смрадное зловоніе, цѣлая куча разложившихся тѣлъ, какъ бы расчлененные трупы съ совершенно вывернутыми ногами и колѣнями, и всѣхъ ихъ сторожилъ мертвецъ, оставшійся стоять на ногахъ, прислонившійся къ краю канавы — чудовище безъ головы. Первый изъ нашей группы не рѣшался ступить на эти трупы, давить ногами эти человѣческія лица. Однако, подгоняемые пулеметомъ, всѣ прыгали туда, и общая могила, казалось, наполнилась до краевъ.

— Впередъ, чортъ возьми!..

Мы все еще не рѣшались топтать эту груду тѣлъ, которая осѣдала подъ нашими ногами, но, подталкиваемые другими, мы, не глядя, двинулись впередъ, шлепая и увязая въ мертвыхъ тѣлахъ… По какому-то дьявольскому капризу смерть пощадила только вещи: на протяженіи десяти метровъ были разложены въ небольшихъ нишахъ остроконечные каски съ натянутыми на нихъ покрышками, они совершенно уцѣлѣли. Ихъ забрали наши. Нѣкоторые снимали висѣвшіе подсумки, фляжки.

— Смотри, какая великолѣпная пара! — крикнулъ Сюльфаръ, размахивая двумя желтыми сапогами.

При выходѣ изъ канавы, сержантъ, присѣвшій на корточки, кричалъ: — „Налѣво, по одному, налѣво!“ — и мы снова побѣжали гуськомъ по узкой дорожкѣ, вдоль которой шла другая канава. Дальше, въ поляхъ, видна была только сѣть проволочныхъ загражденій, полуприкрытая разросшейся травой… И ни одного окопа, ни одного нѣмца, ни одного выстрѣла.

Такъ какъ стрѣльба прекратилась, то мы умѣрили шагъ и сгруппировались; но грянулъ залпъ шрапнелей, взрывая вдоль всей дороги цѣлый рядъ клубящихся столбовъ, и когда мы взглянули, дорога была пуста. Всѣ зарылись въ канаву, или укрылись за остатками стѣны. Мы кучкой набились въ узкій ровъ, вырытый у подножья глиняной стѣны. Мы нервно придвигали ближе къ затылку ремешокъ скатаннаго одѣяла и ждали… Снаряды зачастили и проносились такъ низко, на такомъ близкомъ разстояніи, что намъ казалось удивительнымъ, почему трава не падаетъ скошенной, и мы закрывали лицо руками. Затѣмъ стрѣльба разсѣялась по всей деревнѣ, нащупывая то тутъ, то тамъ. Солдаты вдоль всей дороги приподнялись, но не выходили изъ-за прикрытій.

— Мы останемся здѣсь? — спросилъ одинъ солдать, уткнувшійся въ большую яму.

— Нѣтъ, идемъ впередъ, — крикнулъ намъ, пробѣгая, Рикордо.

— Не стоитъ, та деревня, вонъ тамъ, взята.

— Какъ называется эта деревня?

Никто не зналъ.

— Сорвалось, — задыхаясь, прошепталъ Фуйяръ, прижавшись ко мнѣ. — Придется отступать.

Одни кричали: — „Вотъ подходитъ иностранный легіонъ“, другіе: „Берегитесь, вотъ наступаютъ боши“.

— Они ударятъ съ фланга.

— Ты пьянъ, это наши окопы.

Бомбардировка заставила ихъ замолчать. Въ промежуткѣ между двумя шквалами мы, скорчившись, опорожняли фляжки.

— Господинъ капитанъ! Мы здѣсь, господинъ капитан…

Крюше спустился съ вершины откоса, скользя, увлекая за собой куски штукатурки.

За нимъ бѣжалъ Бертье, и они перебѣгали отъ ямы къ ямѣ, падая навзничь, когда проносился снарядъ. Капитанъ кричалъ:

— Вы храбрые свиньи… Мы возьмемъ ихъ третью линію… Будетъ сигналъ справа, слѣдите за нимъ…

Лицо его измѣнилось, онъ былъ красный, потный, ротъ былъ широко растянуть и беззвучный смѣхъ замеръ на его губахъ. На бѣгу онъ повторялъ:

— По сигналу справа… Справа…

Грохотъ, и я ничего больше не слышалъ… Какъ будто опрокинулась какая-то масса и свалила васъ всѣхъ, — оглушительный ударъ, порывъ, сбившій насъ съ ногъ… И густое облако, темнота… Десятокъ мыслей пронеслось въ мозгу: мы всѣ убиты, я ослѣпъ, мы засыпаны землей. Затѣмъ крики:

— Ко мнѣ! скорѣй…

Въ дыму видно было, какъ убѣгаютъ раненые. Передо мной лежалъ Фуйяръ, голова его была окружена кровавой лужей, и спина конвульсивно подергивалась, какъ будто онъ рыдалъ. Онъ оплакивалъ свою пролитую кровь.

Еще одно дуновеніе обожгло насъ… Я приподнялся, сжавшись въ комокъ, уткнувъ голову въ колѣни, стиснувъ зубы. Съ перекошеннымъ лицомъ, съ прищуренными, полузакрытыми глазами я ждалъ… Снаряды слѣдовали одинъ за другимъ, но ихъ не было слышно, они падали слишкомъ близко, слишкомъ оглушительно. При каждомъ ударѣ срывается и подскакиваетъ голова, внутренности, все трясется. Хочется стать маленькимъ, все меньше и меньше, каждая часть своего тѣла пугаетъ, члены судорожно сжимаются, голова, гдѣ пустота и шумъ, старается укрыться куда-нибудь, чувствуешь, наконецъ, страхъ, ужасный страхъ… Подъ этими смертельными раскатами грома превращаешься въ дрожащій комокъ, остаются только прислушивающіяся уши и сердце, исполненное страха…

Между каждымъ залпомъ проносилось десять секундъ, десять секундъ жизни, десять безконечныхъ секундъ счастья, и я смотрѣлъ на Фуйяра, который уже не шевелился. Онъ лежалъ на боку, съ багровымъ лицомъ, и огромная рана зіяла у него въ горлѣ, какъ у зарѣзаннаго животнаго.

Зловонный дымъ заволакивалъ дорогу, но ни на что не хотѣлось смотрѣть; я въ ужасѣ прислушивался. Взрываясь вокругъ, снаряды забрасывали насъ осколками камней, а мы лежали въ нашей ямѣ — двое живыхъ и одинъ мертвый.

Внезапно, безпричинно, огонь прекратился. Тяжелые снаряды еще падали на развалины, вздымая черные столбы, но уже дальше, уже на другихъ людей. Мы были такъ потрясены, что это мгновенное затишье, эта короткая передышка показалась намъ чѣмъ-то диковиннымъ. Я обернулся, и у подножья откоса увидѣлъ, какъ Бертье склонился надъ чьимъ-то распростертымъ тѣломъ. Кто это?