Борис Иванов - Сочинения. Том 1. Жатва жертв

Ее настойчивость настораживала.

— Кто вы? Что вы от меня хотите?

— Вы меня не узнаете? — огорчилась Мария. — Я тоже живу в этом доме — этажом выше. Наши мужья были знакомы. Мой муж вечером часто сидел перед домом с газетой. И я с ним. Вы приехали в наш дом недавно. Мы вас сразу заметили. Мой муж обожал красивых женщин. Я чувствовала, что вы ему нравитесь.

— Я вас припоминаю. У вас девочка.

Это было сказано равнодушно, но женщина с благодарностью посмотрела на Варвару.

— Меня зовут Мария Григорьевна… А вы, я знаю, Варвара Петровна?.. — Варвара кивнула. — Я не знаю, можем ли мы вас просить… Мой муж умер… — Варвара ждала, когда у женщины пройдет спазм горя. — Мы с Асенькой должны его похоронить. Мы всегда жили замкнуто и теперь остались с доченькой совершенно одни…

Варвара сказала, что ее собеседница выглядит совсем неплохо. Это было похоже на обвинение. Мария Григорьевна заволновалась.

— Мы с Асенькой стараемся меньше пить воды. Это плохо действует на сердце. Владимира Васильевича сгубила цинга. И потому что до последнего дня много работал. Он был настоящим ученым.

Варвара сказала, что ученым «подбрасывают продукты».

— Это неправда, — возразила Мария Григорьевна. — Зачем так говорят! У мужа была «карточка» служащего. Может быть, ученым, работающим на военных, добавляют питание. Но мой муж — филолог. Он ничего не получал. Он готовил издание «Вед». Восточная филология…

«Зачем женщина мне это рассказывает. Не хватало, чтобы и я ей стала рассказывать о своем Николаше. О его заводе. Начнем друг другу с утра до вечера говорить, кто, почему и как умер. Я ничего не хочу знать о других. Никто не может нам с Геной помочь. И я не могу другим помочь тоже. Все это знают. Эта женщина — недоразумение. Жизнь прожила за спиной мужа, а теперь вышла на улицу. Тоже выбрала момент! Неужели она думает, что я или кто-нибудь другой может заменить ей мужа. Никто и никогда. Прасковья Евгеньевна правильно сказала: никогда у меня уже не будет такого друга, как Николай».

Варвара заплакала. Маленькая женщина обняла ее за талию.

— Дорогая Варвара Петровна, извините. Я расстроила вас. Не принимайте мою беду так близко к сердцу. Давайте поднимемся ко мне. У меня не так холодно и есть чай. Познакомитесь с моей Асенькой… Вы нам поможете?.. Не откажите?..

— Не знаю…

Слово ХЛЕБ еще не было произнесено, но невидимый суфлер будто его произнес, как только женщины увидели друг друга. Мария Григорьевна заспешила:

— Поверьте, я заплачу. Хотите, мы пойдем с вами в булочную вместе! Ровно четыреста грамм!

Варвара вскинула голову. Она дала дворнику целый килограмм хлеба, а с Геной они получают хлеб, сколько женщина с девочкой. Гена, может быть, потому и слег, что одного дня без крошки во рту не выдержал.

— Хорошо, хорошо, Варвара Петровна, — полкило. Мы с Асей сэкономим.

— Не знаю, не знаю… — твердила Варвара, но пойти вслед за маленькой женщиной не отказалась — лишь не возвращаться домой, лишь не видеть, как угасает Гена. Сегодня ей достать ничего не удалось.

Владимир Васильевич в черном отглаженном костюме, при галстуке, лежал посередине комнаты на столе. Восковой лоб, впавшие виски, гордый нос… Покойник не будет слишком тяжелым, подумала Варвара, в рукава пиджака уходили тонкие высохшие руки, и шейка ученого — как у петуха.

Ее позвали к печке.

— Вам, Варвара Петровна, я завариваю горицвет. Помогает сердцу и почкам. Мой муж знал все лекарственные травы. Помните, как в аптеках все раскупали?.. Остались только травы. Наш Папа пошел по аптекам и накупил их целый рюкзак.

Ася присоединилась к ним. Девочка заимствовала у отца гордый носик, у мамы — цыганский цвет лица. Обхватив ладонями чашку, Варвара опустила лицо в душистый пар. Чужое горе словно размочило и разбавило ее несчастье. Мария Григорьевна начала рассказывать о муже.

Они могли бы уехать, но Владимира Васильевича в городе держали книги и архивы.

— А когда начался голод, он нам с Асей сказал: забудем, что мы в осаде. Скажем себе: «Мы сами решили здесь жить без электричества, без газет, недоедая… По доброй воле. Приняли такой обет. (Ведь так, Варвара Петровна, на самом деле жили йоги в Индии, наши отшельники в лесах…) Чтобы своим духом победить свои слабости. Давайте, девочки, — он называл нас с Асенькой „девочками“, — не будем жаловаться, покажем, мы сильнее…»

Ася была недовольна, что мама пропустила эскимосов:

— Папа про эскимосов рассказывал, помнишь? Они зимой закрывают ярангу и не выходят из нее, пока из-за горизонта не появится солнце. «Никто ничего им не давал. А у нас карточки. Каждый день получаем маленький, но все же кусочек хлеба. Нам нужно радоваться…»

— Муж очень жалел, что в нашем городе людям не разъясняют, как нужно вести себя в трудных условиях. Люди ослабели, им нужно по радио напоминать правила поведения каждый день. Владимир Васильевич хотел помочь людям. На эту тему написал письмо и послал на радио. Оно называлось «Не паниковать и не отчаиваться». Мы его по радио не услышали.

Сменяя друг друга, Мария Григорьевна и Ася говорили о Папе, говорили для Варвары. Она понимала незаменимость своего присутствия. И оказалось, что только сейчас она узнает, как жили в эти месяцы другие .

Вот Владимир Васильевич обивает двери старыми одеялами, а пол застилает оконными шторами. Чтобы не пропадала ни одна калория тепла. Варвара узнает, что еду здесь делили на три равные части. Ели в одно и то же время. А время показывали большие старые часы. Ели свои крохотные порции медленно, ни на что не отвлекаясь, — так рекомендовал Папа.

Однажды на глазах Аси мальчик вырвал у женщины хлеб. Девочка пришла домой рыдая: «Его били, а он продолжал есть, есть!» Владимир Васильевич спросил ее: «Ты могла мальчику помочь?» Ася ответила: «Нет». — «А женщине, которая осталась без хлеба?» — «Нет».

Папа объяснил: «Не следует говорить, да еще так эмоционально, о том, что ни ты, ни я с мамой не можем изменить. Мы не будем вырывать хлеб у других. Мы не будем бить несчастных, у кого не осталось сил терпеть голод. Он нас попросил говорить только о важном, быть всегда друг к другу внимательными, не говорить слишком громко».

— У нас всегда было тихо. Асенька рисует или ведет дневник. Я вяжу или читаю. Владимир Васильевич работал. Писал. Переводил. Каждый день ходил в библиотеку… Вдруг вернулся почему-то рано. «Что случилось?» — «В библиотеке все умерли». По вечерам читал «Дхаммападу» и по-русски нам пересказывал. Или японские сказки.

— Они очень смешные, — добавила Ася.

— Два дня назад читал нам японскую сказку о самом длинном имени. Мы с Асенькой улыбались — Владимир Васильевич ее нам уже переводил. И вдруг, понимаете, наш ужас. Он заговорил по-японски — не с нами! А с кем-то другим… И сердито так. На нашего Папу не похоже.